Выбрать главу

Наиболее выдающимся рассказом Н.Успенского считали «Обоз», особо отмечая знание автором языка крестьянина. Вот несколько сокращённый его фрагмент.

Мужики, едущие с обозом в Москву, остановились на ночёвку, а утром рассчитываются с хозяином:

«– Ты сколько смени положил? – простуженным голосом спросил хозяина извозчик.

– Тридцать копеек.

– Ты копейку должен уступить для меня… Я тебе после сослужу за это… ей-богу.

– С тебя приходится, Егор, сорок две… две за хлеб да сорок… сорок две… ещё давай гривенник… За тобой ничего не останется.

…Однако мужики поняли, что всё-таки надо и следить за расчётом, и. снова приняли мрачный вид, напрягая все свое внимание на вычисления…

– Хозяин, ты что за овёс кладешь?

– Тридцать серебром.

– Вы так считайте: положим щи да квас – сколько составляют? восемь серебра…

– Ну, начинай, Кондратий: щи да квас…

– А там овёс пойдет…

– Овёс после… ты ассигнацию-то вынь: по ней будем смотреть…

– Не сбивай!.. Э!.. вот тебе и работа вся: с одного конца счёл, с другого забыл.

Через час, после нескольких вразумлений мужикам, хозяин, придерживая одной рукой деньги, другой счеты, вышел вон из избы…

– По скольку же он клал за овёс?

– А кто его знает…

Ребята, будет вам спорить; пустим всё на власть божью!

– Да, нынче так пустим, завтра пустим, этак до Москвы десять раз умрёшь с голоду!..

– Ивлий! не знаешь ли: пять да восемь – сколько?

– Пять да восемь… восемь… А ты вот что, малый, сделай, поди острыгай лучиночку и наделай клепышков, знаешь…

Наконец мужики бросили все расчёты и, перекрестившись, съехали со двора…

Верстах в пяти от станции, на горе, один мужик крикнул:

– Эй, Егор!.. А ведь я сейчас дознал, что хозяин-то меня обсчитал.

– И меня, парень, тоже.

И начался продолжительный спор».

Даже я, живущий на полтораста лет позже, чувствую, насколько надумана эта ситуация и сколь далёк язык писателя от языка настоящего крестьянина. (К этому рассказу я вернусь в конце данной главы.)

В начале 1860-х годов в журнале «Современник» печатались «Письма из Осташкова» Василия Слепцова, сторонника Чернышевского. Он пытался устроить «коммуну» и сочувствовал идее женского равноправия. Город Осташков многим современным россиянам известен как конечный пункт железной дороги, откуда открывается путь к красотам озера Селигер, в 1960-е годы – любимого места отдыхающих и туристов. За сто лет до этого Осташков имел хорошую репутацию, поскольку выделялся из числа российских городов того же класса своим благоустройством, в нём были каменные мостовые, газовое освещение, пожарная команда, музыкальный оркестр, библиотека… Хотя письма Слепцова – об уездном городе, но там немного говорится о крестьянах и помещиках ближайших деревень. Всё бы хорошо, но Слепцов был, как признают даже и благожелательно относящиеся к нему критики, писателем крайне тенденциозным. Он приехал в город как «нигилист», чтобы всё «обличить» и «осмеять» (даже и тон его писем, с претензией на красивость, неизменно язвительный). Поэтому и серьёзно говорить о познавательной ценности его суждений о деревне, на мой взгляд, не приходится. Вот, в доказательство, фрагмент разговора барина с мужиками, которые пришли к нему с просьбой о выделении им земли получше: