Вся наша торговля сосредоточивается на дровах… Вся станция завалена дровами, все вагоны наполнены дровами, по всем дорогам к станции идут дрова, во всех лесах на двадцать верст от станции идёт пилка дров. Лес, который до сих пор не имел у нас никакой цены, пошёл в ход. Владельцы лесов, помещики, поправили свои дела… Несмотря на капиталы, приплывшие к нам по железной дороге, хозяйство нисколько не улучшается, потому что одного капитала для того, чтобы хозяйничать, недостаточно».
Насмотревшись на потуги некоторых помещиков построить хозяйство на применении машин и завезённом из-за границы племенном скоте, на бесполезное вложение капитала в имения без понимания сущности хозяйственной деятельности, Энгельгардт пришёл к выводу о необходимости принципиально иного взгляда на роль различных факторов производства:
«…у нас вообще слишком много значения придают усовершенствованным машинам и орудиям, тогда как машины самое последнее дело. Различные факторы в хозяйстве, по их значению, идут в таком порядке: прежде всего хозяин, потому что от него зависит вся система хозяйства, и если система дурна, то никакие машины не помогут; потом работник, потому что в живом деле живое всегда имеет перевес над мёртвым; хозяйство не фабрика, где люди имеют второстепенное значение, где стругающий станок важнее, чем человек, спускающий ремень со шкива; в хозяйстве человек – прежде всего; потом лошадь, потому что на дурной лошади плуг окажется бесполезным; потом уже машины и орудия. Но ни машины, ни симментальский скот, ни работники не могут улучшить наши хозяйства. Его могут улучшить только хозяева…
Хороших хозяев очень мало, потому что от хорошего хозяина требуется чрезвычайно много, «хозяин, – говорят мужики, – загадывая одну работу, должен видеть другую, третью».
Невозможно стать настоящим хозяином, лишь учась по книгам (тем более, что книги чаще всего пишут профессора, сами хозяйства не ведущие и не знающие). Энгельгардт не мог принуждать крестьян работать на него за «отрезки», а переходить на наёмный труд можно было только при условии резкого повышения продуктивности хозяйства, на что большинство помещиков, воспитанных в традиционном духе и видевших в крестьянах только «мужиков» и «баб», то есть существа низшего порядка, были совершенно неспособны.
Итак, первое условие успешного хозяйствования – наличие хозяина. Второе – справедливые отношения помещика с крестьянами, уважение человеческого достоинства «мужиков» и «баб». Но это не прекраснодушие. Если у хозяина нет настоящей хозяйской жилки, крестьяне этим непременно воспользуются: «Крестьяне в вопросе о собственности самые крайние собственники, и ни один крестьянин не поступится ни одной своей копейкой, ни одним клочком сена. Крестьянин неумолим, если у него вытравят хлеб; он будет преследовать за потраву до последней степени… Точно так же крестьянин признаёт, что травить чужой хлеб нельзя, что платить за потраву следует… Конечно, крестьянин не питает безусловного, во имя принципа, уважения к чужой собственности, и если можно, то пустит лошадь на чужой луг или поле… Деревенский пастух, видя, что барин не берёт на потраву, подумает, что он прост, то есть дурак, а дурака следует учить, и будет просто-напросто кормить скот на господском лугу…».
Справедливые отношения подразумевают и правильную оплату труда, для чего, конечно, хозяин должен досконально знать каждую работу. Заплатишь работнику меньше, чем следует, тебя сочтут жилой, кулаком, и тебе впредь будет трудно заполучить хороших работников. Заплатишь много больше следуемого – сочтут добрым барином, но дураком, и будут стараться обвести вокруг пальца в каждом деле.
Третье условие – это постановка хозяйства именно как целого, некоего подобия организма. «Если в хозяйстве вы делаете какое-нибудь существенное изменение, то оно всегда влияет на все отрасли его и во всём требует изменения. В противном случае нововведение не привьется. Например, положим, вы ввели посев льна и клевера, – сейчас же потребуется множество других перемен… Потребуется изменить пахотные орудия и вместо сохи употреблять плуг, вместо деревянной бороны – железную. А это в свою очередь потребует иных лошадей, иных рабочих, иной системы хозяйства по отношению к найму рабочих и т. д.».
Энгельгардт просто не смог бы существовать без изменения системы хозяйствования, потому что приехал из Петербурга «гол, как сокол» (для помещика) в деревню, совершенно разорённую: