Лера была в хорошем настроении. Еще бы! Наконец-то закончилось ее двухнедельное заточение в больнице, где ей делали операцию на носовой перегородке. Бедный ее носик! Он пострадал во время слишком азартной игры в жмурки на дне рождения одной из ее подруг — удар о дверной косяк, искры из глаз, кровь из носа, сломанная перегородка… В результате ему предстояла операция в больнице по приведению его в норму. Операция не бог весть какая, но оказалась очень болезненной. Пожалуй, это было самое трудное испытание в двенадцатилетней жизни моей дочери — испытание физической болью, — и она его стоически выдержала.
— Представляешь, мне приснилось, как мне делали операцию. Вернее, не делали, а только будут делать, ведь на тот момент мне операция только предстояла. Но все было точь-в-точь как потом случилось на самом деле…
Дочь многозначительно посмотрела на меня и, видя, что я не врубаюсь, воскликнула:
— Пап, ну как ты не понимаешь?!
И повторила, чтобы до меня дошло:
— Я видела во сне то, что только должно было произойти через два дня!
Операцию ей делали под местным наркозом. Дочь была в полном сознании, поле зрения ничем не ограничили, и она хорошо все видела, в том числе и свое искаженное отражение в таких круглых медицинских зеркалах с дырочкой посередине, прикрепленных ко лбам склонившихся над ней хирургов.
— Я видела, как надо мной склонился Григорий Степанович, ну, это наш завотделением, и сильно нажал на нос. Было так больно! Аж искры из глаз посыпались! Понимаешь? Это было и во сне, и точно то же самое — потом на всамделишной операции.
Я недоверчиво посмотрел на нее:
— То есть ты хочешь сказать, что операцию, которая только должна была состояться через два дня, ты видела во сне? И даже боль чувствовала во сне?
— Да в том-то и дело! Все точно так и было потом, во время настоящей операции! Правда-правда! Точь-в-точь! Ее делали двое дяденек-хирургов. Наш Зав — это мы так между собой, ну, с девчонками в палате, звали Григория Степановича — он у них самый главный. И еще там один — его помощник. И вот Григорий Степанович осмотрел мой нос и ка-ак надавит! Это было как взрыв в голове. Так больно! И потом он как-то так стал мять мой нос, словно он был пластилиновый. Абсолютно так, как было во сне.
«Просто садист какой-то», — недобро подумал я.
Потом еще немного порасспрашивал ее о подробностях сна и операции. Искренне поудивлялся вместе с ней этому странному сну. Понегодовал на врача, сделавшего так больно моей дочери.
— Бедненькая моя, — посочувствовал я ей. Обнял за плечи. — Ничего, теперь это все уже позади.
С симпатичным носиком моей дочери, слава богу, все закончилось хорошо. Но этот короткий разговор заставил меня задуматься о природе вещих снов. Как могла девочка за два дня до того, как событие произошло, увидеть картинку, в точности передающую то, чему еще только предстоит произойти? Что это? Ведь ребенок совершенно ничего не знал о том, как и что именно будут делать хирурги, поэтому визуальные образы, сконструированные на основе имеющихся знаний, исключаются, особенно если учесть детали. Неужели всего лишь случайное совпадение? Но не слишком ли точное совпадение?
А если это не случайность, то что же это?
Все это меня очень заинтересовало, ведь это был действительно вещий сон — явление необычное и таинственное. И этот уникальный случай произошел так близко от меня — с моей родной дочерью — и в ситуации, когда в его достоверности я не мог усомниться.
Время — удивительная вещь. И одна из самых загадочных. Его вроде бы и нет, а в то же время оно везде, оно пронизывает все.
Оно исчезающее мало, то время, что является нашим настоящим, реально существующим нашим настоящим. Оп! И вот оно уже стало прошлым…
И одновременно оно невообразимо огромно, бесконечно простирающееся в прошлое и в будущее.
Мы в нашей реальной живой жизни, которая, как известно, «только миг между прошлым и будущим», тем не менее сознаем наличие времени и признаем свое бессилие перед ним. Время невозможно ни остановить, ни ускорить, ни притормозить. Оно неумолимо и безжалостно ко всему — и к великим пирамидам, и к мотылькам-однодневкам. Оно как величественная река, которая плавно, спокойно и равнодушно несет свои воды, не обращая внимания ни на вселенские катаклизмы, безмолвно разворачивающиеся в глубинах вселенной, ни на суетную возню самой мелкой букашки.