Теперь возвращайтесь к мирному труду вашему, благословясь, принимайтесь за дело вместе с вашими товарищами, и да будет Бог вам в помощь!».
После этих слов взор мой затянула алая пелена: хлопнул выстрел, голова Государя дернулась, а окровавленная корона мелодично запрыгала по ступеням трибуны...
Словно в бреду, я выхватил парадный щит из рук стоявшего рядом очумевшего гвардейца. Не успела стража и глазом моргнуть, как я взмыл к Его Величеству и выставил перед ним преграду. Щит выдержал удар пули, а следом же, взрывная волна с ужасающей силой шибанула в грудь, отбросила на спину и покатила кубарем. Тут же грохнули пушки императорского экипажа, разрушив две сторожевые вышки у въезда на площадь. По ушам ударил ужасающий грохот, и храм Великих Апостолов, что стоял подле площади, ушел под землю, поднимая к небу настоящее облако пыли.
Когда удалось отлипнуть от мостовой и оглядеться, Императора рядом уже не было. Всюду валялись разбросанные ударной волной люди, однако серьезно пострадала лишь стоявшая за оградой охрана. Меня самого контузило: в ушах стоял сплошной звон, навалилось головокружение, а в глазах посерело, отчего решительно не удавалось подняться и пришлось остаться на холодных камнях. Звуки так и не вернулись, краски померкли, и происходящее виделось дурным черно-белым сном: одни горожане пьяными движениями поднимались с земли, другие в панике разбегались с площади, в стремлении скорее покинуть опасное место. Мало кто задержался оказать помощь пострадавшим при взрыве, и на выходивших к площади мостах в один миг образовалась ужасная давка.
Серьезно пострадавших на площади перед обрушившимся храмом было немного: в основном контуженные горожане разбредались по окрестным улицам самостоятельно, а неотложная помощь требовалась лишь тем, кому не повезло попасть под удар разлетевшихся из окон осколков витражей. Но вот у площадной арки, где вырвалась из здания взрывная волна, брусчатка оказалась полностью залита кровью; там валялись переломанные тела и оторванные конечности. Было даже страшно представить, сколько людей угодило в провал подземного канала.
Сквозь пелену висевшей в воздухе пыли, я заметил Корхонена, который сидел на земле, зажимая ладонью окровавленный лоб.
- Элиас! - крикнул я, но друг меня не услышал.
Я пробрался к нему и подхватил под руки, помогая удержаться на ногах. Со всех сторон уже спешили на помощь неравнодушные, но я повел друга прямиком к выехавшему на площадь пароконному экипажу «скорой помощи». Санитары побежали за тяжелоранеными с носилками, принимать же пострадавших у экипажа остался врач. Корхонен ему серьезно раненным вовсе не показался, однако я выгреб из кармана несколько банкнот и запихнул скомканные купюры в нагрудный карман халата медика.
- Не заставляйте убеждать вас по-иному, - произнес я после этого, не слыша собственного голоса.
Врач явил сострадание и разрешил уложить Корхонена на одно из свободных мест. Выходило так, что всё задуманное мною пошло коту под хвост - без Элиаса к государю не попасть. Стало быть, дальше план война покажет.
Неожиданно в голове словно щелкнуло, и меня вмиг окружила ужасная какофония: кто-то кричал, кто-то плакал навзрыд, выл и скулил. Неподалеку надрывался колокол пожарной команды, пронзительно свистели полицейские чины, неразборчиво хрипела тарелка уличного громкоговорителя, и действительность враз перестала казаться жутким сном. Все это происходило здесь и сейчас. И происходило со мной.
Когда через пять минут экипаж укатил в госпиталь, а на смену ему приехало несколько новых, я сунул руки в карманы и зашагал прочь, спеша убраться с площади, прежде чем полицейские перекроют соседние улицы и с усердием начнут тотальную проверку документов.
Однако, далеко уйти не удалось. У самого моста путь мне преградил самоходный броневик с императорским гербом на борту, из которого вышли четыре крепких хлопчика в форме. Словно грибы после ливня, за спиной выросли ещё двое: «Именем Государя, следуйте за нами!».
Глава 17
Не более чем через час, стоял я перед Императором в одной лишь холщовой робе, закованный по рукам и ногам титановыми кандалами. Данная мера хоть и была направлена на сохранность здоровья Его Величества, однако причиняла мне муки души, пробуждая тяжелые воспоминания.
В огромном тронном зале нас было трое: Император, я и мой конвоир – тучный одноглазый детина с каменным, отменно некрасивым лицом.
- Не буду томить, – раздался голос Государя, отдаваясь эхом на сводах залы, – К сожалению, я обязан Вам жизнью, Николай Александрович. Мне ведомо кто Вы, ведома Ваша судьба, и тёплых чувств к Вам Я не питаю. Однако, милостью Своей обязуюсь исполнить одно прошение. Подумайте крепко.