Вдруг раздалось зловещее пение рожка. Горнист так странно надул щёки и выкатил глаза, что казалось - лицо его сейчас лопнет. Рожок дрожал в его руке и пел слишком долго. Следом, стена солдат вздрогнула и растворилась, как две половины деревянных ворот. Танцуя и фыркая, между ними проехали лошади. Раздался крик офицера и над головами конницы взвились, разрезав воздух, серебряными лентами сабли. После залпа пушек боевых машин раздался неистовый крик:
– Ма - арш!
Тяжелый топот копыт становился всё тише, пока весь не растворился в криках ужаса и боли, сливаясь в гулкий, протяжный стон.
Вскоре, всё было кончено - остатки Императорской армии утонули в пучине безумной толпы, дабы стать её частью.
Глава 20
Господин, сидевший напротив меня в тесном лоне броневика, окруженный бравыми стражами закона, был как две капли воды похож на Фёдора Михайловича. Однако, черты его хмурого лица были острее, а старый шрам над правым глазом отвергал всё сходство.
- Алексей Михайлович, – начал я осторожно.
Легкая тень удивления скользнула по его лицу.
- Как пронюхал?
- Меня зовут Николаем Александровичем. Я имею честь служить под началом Фёдора Михайловича.
Купцов «младший» лишь улыбнулся кончиками губ.
- Скажите, – продолжил я, – не показаний ради, зачем Вам это всё понадобилось?
- Жажда справедливости, – ответил он после глубоких раздумий, – Жажда мести, коли так угодно. Все должны быть равны перед законом людским и законом божьим. Все. Даже господа царских кровей.
- Не понимаю.
- Вам ведь известно, Николай Александрович, о судьбе маленькой, ни в чем не повинной девочки – дочурке Фёдора?
- Только то, что написано в карточке дела, – ответил я. Осколки происшествий, медленно, но верно, складывались в общую картину, – Лезть в души с детства не обучен.
- Не уж то? – говорил Алексей Михайлович, тихо и кротко. Было видно, с каким трудом даются ему эти слова, – Смерть её была страшным для нас потрясением. Тогда дело закрыли. Мы с братцем поклялись землю рыть, но убийцу отыскать... Через годы Фёдор нашел этого изверга. Этого подонка! Этого безумного отпрыска Императора.
Он сжал свои кулаки до хруста костяшек и продолжил:
- Только, как обвинить царевича в столь страшном убийстве? Разумеется – никак. Фёдор тогда смирился. Опустил руки. Предал себя, предал Викторию! Только я не смирился. Нет. В тот день, я дал себе клятву извести весь Государевый род. Эту язву. Я посчитал своим долгом, скорейшим образом организовать им встречу с богом, дабы они предстали перед его судом. Тогда и сейчас, меня вели лишь благие намерения. Понимаете?
От этих слов по спине моей забегали мурашки. Невероятно, сколько злобы может таить в себе человеческая душа и воспаленный мозг.
- Благими намерениями, вымощена дорога в ад, – ответил я, взглянув на Алексея Михайловича, – Несомненно, смерть ребёнка – страшное дело. Дело не естественное. Не должен родитель хоронить своё чадо. Дети чисты и от них ещё пахнет небом. Однако, вашими стараниями, могут погибнуть люди, ни в чём не повинные. Десятки, сотни, тысячи. Такие же дети, мужья и младенцы. Разве может быть такова цена мести?
- Может, Николай Александрович, несомненно, может. Просто так случилось. Не более того. Выпал удачный случай, благоволило время. Грешно было не воспользоваться подобной оказией. Я лишь пешка на доске. Мир пошёл бы под откос и без моего участия. Однако, я имел счастье быть к тому причастным, исполнив задуманное.
Я не нашёл что ответить. К тому же, броневик вместо царского двора, уже подкатил к зданию Адмиралтейства. Встретил нас сам генерал – адъютант Зубов. Мы вошли через главные ворота, миновали стражу, длинный коридор и очутились у лифта. Крепкий швейцар в зеленой визитке, передвинул рычаг. Загудели паровые приводы, пол под ногами вздрогнул, и мы начали неспешный подъем.
Кабина была богато украшена позолотой, на полу лежала ковровая дорожка, а одну из стен занимало ростовое зеркало.
Вскоре лифт с грохотом остановился. Швейцар учтиво распахнул кованые решетки, и мы тут же очутились подле входа самой потаенной комнаты Его Величества, в которой он принимал дорогих гостей. Как ни удивительно, но электричества здесь проведено не было - на стенах горели газовые рожки.
Стражник отворил тяжёлую дверь. Мы попали в просторную круглую комнату со стеклянными стенами и почтительно остановились на пороге, ожидая, когда замерший у окна Государь осчастливит нас своим вниманием. Анастасия смирно сидела на мягком кресле. Мягкий свет от огромного канделябра, украшенного хрустальным убором, освещал озабоченное личико сестрички. Я из-под тишка помахал ей рукой, получив в ответ смущенную улыбку.