Папа толкает меня ногой под столом. Подмигивает. Однажды он сказал мне, что моя мама — кошка, с ней нужно играть, давать ей возможность погоняться за ленточкой. Если разойдется, ее уже не остановишь. Она говорит, что мы все заслужили немножко солнца, бесплатной поездки и ей надоело сидеть дома, надоело смотреть, как я растрачиваю впустую время и не выхожу из комнаты. Папа пытается снять напряжение и отпускает шутку насчет того, что мама потому ухватилась за это предложение, что хочет найти доктора Макдрими.
Она не смеется.
— Вообще-то, Mакстими. Тот, который мне нравится, Макстими.
Папа смотрит на меня.
— Подключайся к разговору, сынок.
Но все пошло прахом, и толку от моих слов не будет. Мама вздыхает.
— Знаете, в отличие от вас обоих я живу в невыдуманном мире. И реальность такова, что, когда похитят какого-то другого ребенка, в «Эллен» будут говорить о нем. В новостях никто надолго не задерживается. Подумай об этом, Джон. Ты почувствуешь себя лучше, если приведешь свою жизнь в порядок. Это все, что я пытаюсь сделать для тебя.
Я вижу, что она уже дрожит, и проглатываю подступивший к горлу комок.
— Знаю, мам.
Когда я говорю, атмосфера в доме меняется. Объяснить это трудно. Тут и моя вина. И их тоже. Мы не знаем, как обедать вместе. Они привыкли к тому, что меня здесь нет. Мы все знаем, что каждому нелегко, что никто такого не ожидал.
Я больше не спрашиваю, можно ли выйти из-за стола и подняться в свою комнату. Я просто беру тарелку и ставлю ее в посудомоечную машину. Они ждут, пока я уйду, чтобы поговорить обо мне, но я всегда слышу их уже с верхних ступенек лестницы: «Ну что говорит психолог? И времени прошло не так уж много, когда-нибудь ему надоест сидеть в комнате, ведь так?»
Я закрываю дверь и вижу ее зеленый огонек. На душе сразу становится легче.
Хлоя.
Джон.
Привет.
Привет.
Цыпленок?
Лосось. Папа собрался в «Макдоналдс ЛОЛ».
Ха. У нас был цыпленок. Мама замышляет захватить управление полиции Нашуа.
Эх, пятница.
Эх, семьи.
Джон.
Хлоя.
Молчание. Так бывает иногда. Потом я снова вижу бегущие точечки, и меня омывает новая волна облегчения.
Извини. Собираю вещи для завтрашнего выпускного…
Круто.
Хочешь увидеть мое платье?
Конечно, я хочу увидеть ее платье. Хочу стоять рядом с ней. Хочу держать ее за руку и обматывать цветами ее запястье. Желание запускает турбины. Данвич. Я закрываю компьютер. И, может быть, снова упускаю свой шанс.
На следующее утро получаю гугл-уведомление, касающееся Роджера Блэра.
Женщина, заведующая приютом для пострадавших от насилия жертв в Портленде, штат Орегон, написала заметку о Роджере Блэре. Она знала его как Магнуса Вилларса и познакомилась с ним в Гарварде. Он писал исследование на тему одиночного заключения. Ей отчаянно недоставало денег, и она отозвалась на предложение поучаствовать в экспериментах. Он посадил ее в комнату и выключил свет. Потом выпустил крыс. Она слышала их и стерла до крови руки, пытаясь выбраться оттуда.
Когда свет наконец включили, оказалось, что никаких крыс нет, а есть только запись.
Она не стала сообщать начальству и просто ушла.
Я вписываю в строку поиска имя — Магнус Вилларс, — и первыми выскакивают ссылки на кьянти[23]. Перехожу в «Твиттер» — и вот он, тут как тут, @MagnusVillars. В профиле картинка — хомячок с печенюшкой «Орео». Руки покрываются гусиной кожей, по спине пробегает холодок. Какой-либо активностью в последние годы не отметился, но сохранившиеся твиты показывают озлобленного психа, нападавшего на журнал «Сайенс» и заслуженных профессоров и обзывавшего их ограниченными, косными халтурщиками. Судя по твитам, мой похититель — настоящий, потерявший мозги сумасшедший. Камень скатывается с груди. Оказывается, не так уж все и страшно. Человек просто тронулся рассудком. Да, он морочит людям головы, но реально ничего сделать не может. Меня он одурачил, но теперь-то я вижу его насквозь.
Хватаю «Ужас Данвича», перечитываю письмо — никакой мистики, никакой тайны. Бред полоумного. Листаю страницы, ищу одно из подчеркнутых мест, то, что представляется важным теперь: