Настоящая профсоюзная активистка: позиция, гневные речи, все такое.
– Легко быть идеалисткой в твоем возрасте, – ответила я.
– Особенно легко отделываться штампами. Собственно, ты что, рассчитываешь дождаться пенсионного возраста, чтобы начать жить?
– Признай, что бросаешь свою жизнь на ветер, – добавила Итали, моя любимая кузина. – Такая красавица, как ты, и зря пропадаешь.
– Эй, полегче, – вмешался Баньоле, довольно красивый мальчуган, эксперт-бухгалтер в крупной компании. – Прюданс упорно работает, и смотри, чего она достигла.
– Я как раз это и говорю, – пробормотала Орлеан.
Слезы навернулись мне на глаза. Однако, знает Бог, как давно я научилась контролировать свои слезные железы. Орлеан такая живая, такая невинная, так полна надежд. В конце концов, не мне ее обламывать. Жизнь сама этим займется, рано или поздно.
– У каждого свои проблемы, – заключила я.
И осушила свой бокал одним духом.
Виктуар навострила лыжи, точнее, свои высоченные каблуки. И как только ей удается ходить на них, а главное, с такой непринужденностью? Если бы она не надувала так губы и меньше вертела задницей, выглядела бы почти ангелом. Жаль, мелочи все губят: она похожа не на ангела, а на вульгарную кокетку, и это я еще вежлива.
Возврат к документам. Мой живот снова застонал, требуя еще чего-нибудь помимо чашки зернышек, проглоченных поутру. Взгляд на часы: слишком поздно, чтобы предпринимать что бы то ни было. Через полчаса ввалится Клара, а я еще не закончила свои заключения.
– Ах да… Вообще-то, Прюданс, я совершенно забыла… какая дура.
Виктуар двинулась обратно, нелепо потряхивая блестящими волосами, как в фильмах «отстойной» категории Z. Озабоченная.
– Поторопись, пожалуйста, я опаздываю.
– Это Клара. Она позвонила сегодня утром, чтобы тебя предупредить, но ты говорила по телефону, и тогда я приняла сообщение. Есть проблема: тип, который выгуливает ее Боба, заболел.
– А я-то тут при чем?
– Она тебя попросила… ну… в порядке исключения… Не могла бы ты этим заняться?
Дыши, Прюданс. Спокойнее.
– Должно быть, я плохо поняла.
– Только сегодня. Знаешь, у Боба проблема: он должен бегать по часу каждый день.
– Виктуар, останови меня, если я ошибаюсь: я ведь восемь лет училась?
– Конечно, но вопрос не в этом.
– Погоди-ка, еще кое-что. Ведь я – поправь меня, если это заблуждение, – генеральный директор этой фирмы?
– Да, Прюданс, но послушай…
– В таком случае, почему Клара просит меня выгулять Боба?
– Понимаешь, она рассматривала все возможности, ей это и в самом деле было неприятно, уверяю тебя.
– Ладно. Значит тебе, простой делопроизводительнице, – это я вежливо напоминаю, – она ничего такого не предложила. Ни охраннику здания. Ни своей матери, ни брату, ни лучшему другу Боба, черт подери!
Распрекрасная блондинка бледнеет. Я позволяю пройти нескольким секундам в тишине, чтобы она лучше усвоила.
– Что-то от меня ускользает, Виктуар.
Она молчит. Обмозговывает. Это крутится в ее голове – она умеет сортировать информацию, обобщать, делать некоторые выводы, но это дело явно превосходит ее возможности. Она теряет почву под ногами.
– Ну…
Вдруг ее лицо проясняется.
– Это наверняка потому, что она тебе доверяет.
Я ее зондирую. Хотела бы я стать микроорганизмом, который прогуливается по ее извилинам, воспользоваться вскипанием ее мозга, чтобы изучить дело вблизи. Ну же, Виктуар, маленькое усилие.
– Я хочу сказать… Ах да, ты же сама можешь ее об этом спросить. В конце концов, она вот-вот будет здесь.
И она убегает к двери. Внутренне поздравляет себя. Успокоенная. Она нашла решение: возврат к отправителю. Дело сделано, никакого ущерба не предвидится. Мы обе знаем: «Осторожность» из осторожности не задаст никакого вопроса. И все-таки, что ответит Клара?
«Ну же, Прюданс, только без паранойи, пожалуйста, я прошу тебя о дружеской услуге, ты же знаешь, как Боб мне дорог, бедняга Боб, без упражнений его хватит инфаркт, если бы я могла, я бы сама его выгуляла, но невозможно, сегодня у меня встреча насчет «Реальпрома»! Я буду защищать ТВОЕ дело, Прюданс, буду поддерживать ТВОИ аргументы, развивать ТВОИ доказательства!»
В одиннадцать лет происходят странные события. Тело начинает меняться, у девочек округляются попки (у всех, кроме Виктуар и ей подобных – эти приобретают только строго необходимые формы). Растут груди, и не всегда обе одновременно. Мальчишки чувствуют себя наделенными безграничной властью. Они мельче, но сильнее и лучше организованы. Они умеют засекать слабых, раненых, пугливых. Их гормоны принимаются вопить, и гвалт, который они производят, заглушает девчоночьи жалобы.