Провидение

Дамасский нож «Хамелеон». Резьба по бивню мамонта. Художники: Мишуковы

Резьбой тончайшей был украшен он.
Сюжет другой – «Весна в тайге».
Там свила птичка домик на сосне.
На ней покоится гнездо,
А в нем внутри лежит яйцо.
Резьба ажурная по бивню мамонта
Исполнена талантливо и грамотно.
С Америкой наладили работу
И в общий фонд внесли мы свою квоту.
Партнеру в Штатах сделали инъекцию:
Туда отправили огромную коллекцию.
Цель этой акции – дамаска демонстрации.
Конец печальный мы не предвидели —
Клинков прекрасных мы больше не увидели.
Не проявил партнер ни тени благородства
И объявил своей компании банкротство.
Проекта «Оружье из дамаска» кульминация —
Клинков на выставке в Париже демонстрация,
В Швейцарии в журнале интервью и публикация.

Июнь 2015, Мюнхен

Амерзее

Была чудесная и жаркая погода,
Обычная в такое время года.
И было множество веселого народа,
Нам улыбалась цветущая природа.
С друзьями выбрались на Амерзее,
А на стоянке – автомобилей батарея.
Вдоль озера мы два часа гуляли,
Картины дивные взор наш ублажали.
Нас ослепляла синих вод краса,
По ним скользили лодок паруса.
Все бары и пивные открыты были,
И люди там сидели, ели, пили.
Немолодые по берегу ходили,
А юные – тела на солнце обнажили.
Негромко музыка немецкая играла,
Слух молодых и старых услаждала.
В костюмах, в галстуках прошли ханжи,
В воде стояли редкие моржи.
Недалеко от берега был гусей парад,
Такому зрелищу народ был очень рад.
Но свежий воздух сделал свое дело,
В желудках заурчало и запело.
Взяв ноги в руки к машине возвратились.
Пять километров быстро покорились.
Мы оказались на «Святой горе»,
В известном старом «Андекс»-монастыре.
Мы пили пиво янтарно-золотое,
Божественное, вкусное такое.
Закуской к пиву была нога свиная —
Нежнейшая, хрустящая, большая.
Сидели мы почти что на вершине
И поражались открывшейся картине.
С той высоты, летают где орлы,
Раскинулись зеленые бескрайние ковры.
Мы этот день запомним навсегда.
Нам приоткрылись рая ворота.

Июнь 2015, Мюнхен

Парик

Я делал в центре моцион,
И ноги привели в салон.
Немолод я, но не старик
И не ношу искусственный парик.
На улице – жара, подобье ада.
В салоне – хорошо, прохлада.
Я сел комфортно и удобно.
Спросила дама: «Что угодно?»
«Хочу примерить я парик, —
Исторгнул я из сердца крик. —
Давайте черный, рыжий, золотой,
А можно серебристый и льняной».
Взмахнув привычно своей рукой,
Надела дама парик совсем седой.
Я мельком в зеркало взглянув,
Чуть было не лишился чувств.
Там в зеркале передо мной
Был человек совсем другой.
Там был мужчина средних лет,
На свете интересней нет.
Вот эту вещь я не сниму.
Сомнений нет, и я ее беру.
Вопрос простой еще остался,
И червь сомнения в меня закрался.
«Нам о цене и говорить не стоит.
Парик всего лишь тысячу стоит».
Мои эмоции нельзя словами описать,
Их можно только сердцем ощущать.

Июнь 2015, Мюнхен

Деньги не пахнут

В первом веке нашей эры
Был оплотом силы, веры
Римский грозный император,
Настоящий узурпатор.
Веспасиан, взойдя на трон,
В деньгах всегда нуждался он.
Тогда издал Веспасиан декреты
И обложил налогом туалеты.
В казну валюта потекла,
Но вонь с собою принесла.
Веспасиан доволен был и рад.
В народе слух прошел:
От них исходит смрад.
Его сын ему об этом рассказал.
Монет пригоршню император взял,
Понюхать сыну он их приказал.
«Они не пахнут», – отпрыск отвечал.
С тех пор в народе говорят:
«От денег не исходит смрад».

Июнь 2015, Мюнхен

Канувшее время. Детство

Исполнилось мне семьдесят пять.
Сейчас верну я время вспять,
Пришла пора все вспоминать.
Что надо вспомнить? С чего начать?
Начать, конечно, надо с детства.
С годочков ранних, с малолетства.
Мое детство – страшная пора.
Был голод, холод, шла война.
Нацисты под Москвой стояли,
А наши в спешке отступали.
Была всеобщая прострация
И москвичей эвакуация.
Бежали в страхе только на восток,
Путь указал нам наш Пророк.
В товарном ехали вагоне,
Я восседал на чемодане, как на троне.
Три года мы в Свердловске жили,
Где комнату углем топили,
Концы с концами не сводили.
Болезни, слабость навалились,
В голодную столицу возвратились.
После войны была разруха, холод
И вечный страх, и неутолимый голод.
Я рос, как сквозь асфальт тростинка,
И на ветру качался, как былинка.
С такою жизнью я смирился
И в школе слабенько учился.
Мы на Большой Калужской жили,
Дворами в школу проходили.
А в подворотне меня уж ждали
И всей оравой сильно избивали.
Избитый крепко на земле лежал
И еле слышно на помощь звал,
Потоки слез в отчаянье глотал.
Ко мне на помощь пришел мой брат
И раскидал он всех обидчиков-ребят.
Но годы шли, я все преодолел.
Я возмужал, окреп и поумнел.