На Юргена принципы гуманизма распространяться не должны.
Не должны, в первую очередь потому, он своим поведением и отношением к разумным он сам вычеркнул себя из списков человечества. Не человек он, а зверь. Зверь беспощадный, циничный и опасный.
Опасный, вдобавок ко всему ещё и тем, что обладает разумом. А потому подлежащий безусловной утилизации. И это будет верхом гуманности по отношению к остальным членам общества.
Вот мы и приходим к выводу, что в данном конкретном случае ликвидация индивида, по формальным физическим признакам являющегося человеком, есть акт самого кондового гуманизма.
В древности был такой исторический период, когда элиминацию подобных типов называли «высшей мерой социальной защиты».
На мой взгляд очень точное наименование, подчёркивающее вынужденный характер формально негуманного действия.
Ну, и я, получается, всё таки гуманист, хотя, если честно, то таковым себя не считаю.
Ну ладно, это всё, опять таки, лирика, непосредственно к делу не относящаяся.
Сейчас моя задача — помочь Заре перехватить контроль над загоном, где в условиях антисанитарии, темноты и тесноты содержатся потенциальные жертвы.
Если мы сделаем это, как планировали, то для нашего козлообразного оппонента бегство в родное измерение станет в обозримом будущем совершенно невозможным.
В этом случае, даже если ему удастся от нас каким-то образом ускользнуть, что само по себе уже весьма проблематично, то придётся всё начинать с нуля.
И, при этом, ему уже придётся шифроваться не по детски, а это, в свою очередь, здорово осложнит его, и без того совсем не простую, жизнь.
Но, я таки думаю, что ему в дальнейшем так интенсивно напрягаться не придётся, так как я всё-таки рассчитываю его повязать…
И будет он сидеть у нас «на подвале» на полном нашем обеспечении… Ни забот тебе, ни хлопот, ни о чём беспокоиться не надо… Не жизнь, а малина, хе-хе. Ну, разве что передвижения ограничены будут, но, по сравнению с остальными плюсами, это же такая мелочь…
Я мгновенно оказался в тёмном коридоре, за поворотом которого, согласно составленной нами карте подземелья, и располагался тот самый загон.
Тут пока было тихо. Но, с минуты на минуту должна появиться группа товарищей, конвоирующих задержанного за мягкотелость и бесхребетность, толстячка.
Ага, я, как раз, вовремя. В дальнем от меня конце плавно изгибающегося коридора замелькали пятна света и до меня донёсся слабый шорох шагов.
Толстяка ведут.
Я прислонился к стенке и притворился прозрачным, то есть включил маскировочный артефакт.
Конструкция этого девайса была уже четвёртый раз творчески переосмыслена коллективом серёгиных головастиков.
А потому, чтобы заметить меня, находясь даже в метре от того места, где я прислонился к шершавой стене коридора, надо было приложить немалые усилия.
Толстячка не вели. Его, если быть точным, несли, подхватив под руки, а его ноги просто безвольно скребли по полу. Спёкся толстячок.
Когда два охранника-сектанта тащили мимо меня упитанную тушку бедняги, то мне даже немного обидно стало.
Они на меня вообще внимания никакого не обратили, как в том бородатом анекдоте, пришедшем к нам из глубины веков: «Доктор, меня все игнорируют…»
Но, нет худа без добра. Из-за поворота в коридор прорвался лучик перламутрового света, а это значит открылся портал, из которого сейчас появится Зара.
Все сложилась как нельзя лучше. Из-за поворота тут же появилась наша чертовка во всей своей красе, одетая очень минималистично, но при рожках и хвостике. Её дьявольски прекрасную фигуру озарял мягкий перламутровый свет, падающий из ещё не закрывшегося портала. Просто таки волшебное зрелище.
Она была, как всегда, неотразима.
Поведение троицы, перед которой она столь внезапно появилась, было вполне предсказуемым.
Оба конвоира, не сговариваясь, разом отпустили толстячка, и тот мешком осел на пол, что, впрочем, вовсе не мешало ему пялиться на Зару телячьим взором.
В глазах его плескалось такое обожание, что я начал немного опасаться за его рассудок.
Я так думаю, что такой пузатый и неуклюжий раб Заре без надобности, ибо очень уж он себя запустил, и не соответствует высоким требованиям, предъявляемым нашей чертовкой к кандидатам на должность постельного раба.
И точно, она скроила сочувственно-пренебрежительную мордаху, оглядев телеса бедняги и его сморщенное достоинство.
Бедняга, похоже, обречён всю оставшуюся жизнь жестоко страдать от неудовлетворённой страсти к прекрасной суккубе, которая, сама того не желая, навсегда завладела его толстеньким сердцем.