Хотя, если я что-нибудь в чём-нибудь понимаю, то, поскольку тут мелькали слова о племяннице и о её, то ли аресте, то ли похищении…
Получается, что это именно её этапируют в этом поезде, оказавшимся тюремным…
А значит, дед решил племяшку выручить. Всё таки, даже для некоторых демократов родная кровь — не водица… Вот, кстати, почему и пути не подрывали — девчонку берегли.
И точно. Старик решил, что нечего тут заниматься бесплодными спорами, которые всё равно ничего не изменят, а потому развернул обсуждение в деловое русло:
— Вот что… Как там бишь тебя… Джефф? — дед продолжал всячески выражать своё крайнее презрение к собеседнику, — Так вот, Джефф, — и тут он совсем нехорошо так улыбнулся.
Я б даже сказал, что не улыбнулся, а оскалился, явно намекая собеседнику, что если тот не исполнит пожелание, которое морщинистый маг только собирался высказать, то жить он будет плохо, но очень не долго:
— Давай-ка, мил друг, выводи-ка на свет божий всех конвоируемых арестантов, — теперь улыбка старого мага приобрела некоторый оттенок удовлетворения. Вероятно потому, что он увидел, как исказилось от злобы и бессилия лицо офицера, — а я уже посмотрю, кому из них по пути с тобой, а кому и нет. И не брыкайся у меня. Знаешь же, что бестолку это…
— Фак ю, — прошипел майор, гневно сверкая очами, и, обернувшись, зло проорал в глубину вагона, — Стивенсон, Кроссби, выводите подконвойных.
Из вагона донеслось ожидаемое «Йес, сэр!» и раздался какой-то невнятный шум и, позвякивание и сдавленная неразборчивая ругань.
И через пару минут, мимо посторонившегося ради такого случая майора из двери неуклюже вывалился забавный толстый очкарик.
Выглядел он весьма комично, на лице застыла бестолковая улыбка и он зыркал по сторонам с таким видом, словно только что перенёсся сюда с дивана в своей гостиной.
Почему, вы спросите, у меня возникли ассоциации с гостиной?
Да потому что обут он был в пушистые тапочки и завёрнут в атласный халат. Халат, кстати, был здорово помят и несвеж. То есть просто изгваздан был до невозможности, если честно.
— Не, — старик с некоторой брезгливостью оглядел это чудо и неопределённо махнул рукой, — этот нам не интересен, пусть с вами остаётся…
Офицер с той же брезгливостью, что и дед, покосился на своего подопечного и без слов отпихнул его в сторону от двери, чтобы расчистить проход следующему.
Следующим из вагона показался очень молодой парень, на вид, так и вовсе несовершеннолетний. Он подслеповато щурился, видимо, сидельцы коротали время почти в полной темноте. Но, когда его взгляд упал на деда, физиономия его разъехалась в радостной улыбке:
— Деда, как же я рад тебя видеть.
Старик строго посмотрел на парня и ткнул пальцем, указывая на место рядом с собой:
— Встань тут, и будь добр, помолчи, а? — покосился он на парня.
И тут появилась та, ради которой весь этот сыр-бор и был организован. Из вагона грациозно выпрыгнула ладная девчонка лет двадцати, а может и чуть старше. Одета она была в кожаные байкерские штаны и косуху. Рыжая. Мордаха вполне себе, да и вообще… Да.
Образ подчёркивали, стилизованные под ковбойские, рыжие же сапожки…
А на руках у неё были странные такие наручники синевато-зелёного металла. Излишне широкие и, сложносоставные какие-то, странные, в общем. И шею её тоже обвивала полоса такого же странного металла.
Глава 4
Я включаюсь в игру
— Ну, прямо в мелодраму попал, — эта мысль вызвала у меня непроизвольную улыбку, — воссоединение семьи и всё такое… Как в бесконечных сериалах для домохозяек…
Ладно, рыжая девчонка, как я понял, это та самая племянница, которая отважно, хоть и безуспешно, защищала семейное добро от загребущих лап судебных исполнителей.
А парень? Хотя, он этого бодрого старикана называл дедом, стало быть, внук?
Видимо, пошёл прицепом за своей родственницей, когда её вязали. Так, а чего это он без наручников, а деваха вся в этот странный металл закована?
Ладно, продолжим просмотр сериала, и по ходу разберёмся, хе-хе…
— Дядя, — девушка более ничего не сказала, но многозначительно посмотрела на родственника, сопроводив свой взгляд звоном сине-зелёных кандалов.
— Ах, да, совсем от радости потерялся, — пробормотал дед и, в свою очередь, вопросительно уставился на офицера.
Начальник конвоя же продолжал злобно вращать глазами, и, похоже, готовился к тому, чтобы в очередной раз известить присутствующих о своей к ним неугасимой ненависти.