В эту минуту Митя так любил звезды и небо, Наташу, Варю, Птичкину и вообще всех людей на земле, и собак, и самолет, гудящий в небе, и ветер, шелестящий в листве, что сладкие, неудержимо счастливые слезы невольно завершили в горле и голос задрожал, готовый вот-вот сорваться… Но тут Варя сказала:
— Ах, как поздно! — и, оберегая свое крестьянское здоровье, ушла спать.
Митя замолчал, ему стало неловко. Он понял, что увлекся. Не все способны безоглядно уходить в тот мир, который дарят стихи, жертвовать для него сном или пищей, к примеру. Это он такой блаженный дурак: читал бы и читал до утра, до полудня, до вечера.
Птичкина тронула его за плечо:
— Хороший ты человек, Митька, только худенький.
— Не такой уж худенький, — грустно отозвался Митя. — Двухпудовкой не крещусь, но жму правой двадцать раз.
— Что за апологетика?
— Дилетантка ты, Птичка.
Птичкина гордо выгнула худую лебединую шею.
— А что? Если хочешь, быть дилетанткой — мое призвание!
Наташа томно вздохнула и повернулась на другой бок.
— Ладно, ладно, ухожу. Только не наделайте без меня глупостей.
Когда Птичкина ушла, Наташа села на раскладушке и сказала:
— Я хочу есть.
— Бедняжка! Пойдем на кухню.
Дверь в летнюю кухню отворилась с ужасающе громким скрипом, так что Митя и Наташа присели от неожиданности, а потом беззвучно рассмеялись. В темноте они нашарили несколько помидоров, огурцов, буханку хлеба и банку баклажанной икры.
— Хочешь кофе? — спросила Наташа.
— А откуда?
— Я сварю.
Митя взял Наташу за плечи, увидел блеснувшие в темноте глаза.
— Мы с тобой, как супружеская чета. А это вроде бы наше свадебное путешествие.
— Так хочешь кофе?
— Очень!
Через четверть часа у них был прекрасный обед, а самое главное — кофе, горячий, душистый.
— Светает, — сказала Наташа. — Надо ложиться спать.
— Наташк, пойдем солнце встречать!
И вскоре они шли, обнявшись, через низинный луг с высокой росной травой. Низкий густой туман стоял над нею и морозил ноги.
— Вернемся, мне холодно, — сказала Наташа.
Они остановились. Митя крепко прижал Наташу к себе.
— Нет. Мы дойдем до Терека и посмотрим, как всходит солнце.
Он подхватил Наташу на руки и понес ее к низкому кустарниковому лесу, за которым был Терек. Сначала она пугливо косила глазом на Митин подбородок, но, согревшись, прижалась к Мите теснее.
Ранние птицы перекликались к густых зарослях хриплыми, заспанными голосами; через дорогу важно прошлепала большая серая жаба; над ухом неотступно пел свой утренний гимн торжествующий комар. Впереди мелькнула поляна, а за ней гладким металлическим листом — Терек.
вспомнил Митя и улыбнулся. За Тереком, за колхозным полем пшеницы, разливались на горизонте два зарева — это у Грозного колыхали факелы природного газа. Ночью по заревам их можно было насчитать до пяти, при дневном же свете видны были только наиболее близкие. «Будто два солнца всходят», — подумал Митя. В это время левее медленно, как на фотобумаге, проявилось еще одно зарево, и по всему небу над Тереком бледной полосой выступила розовая заря. Наташа не видела этого, и неожиданно Митя решил для себя: «Если она отгадает, какое из этих трех зарев настоящее, она станет моей женой!» Он поставил Наташу на землю, почувствовал, какими вдруг легкими и как бы полыми внутри стали руки.
— Угадай, которое из этих трех зарев настоящее, за которым из них взойдет солнце.
— Вот за этим. — Наташа показала на среднее.
«Она не будет моей женой…»
Крайнее зарево разрасталось. Неожиданно вынырнул краешек солнца, а затем и весь его ртутный овал.
3
— Девочки! — ворвалась во двор Варя, с треском захлопнув калитку. — Договорилась! Договорилась! В семь часов вечера идем к Матрене Ивановне Павловой. Она сказала, что уговорит нескольких старушек и они нам все вместе немного попоют. Вот! — На Варином лице было выражение величайшего торжества, глаза хитро блестели.
— Ура! — закричали из кухни Наташа и Птичкина.
— Как тебе это удалось? — спросил Митя.
— Да вот так уж, — сказала Варя, поджав губы, как будто решила ни за что на свете не выдавать Мите свою великую тайну. Но тут же не вытерпела и, подвинувшись к нему, горячо нашептала: — Я к ней подлизалась, вот! Насчет сына, дочки расспрашивала. Она и завелась на целый час, вот! А потом я ей говорю, какие мы несчастные: приехали, мол, за песнями, а песельников нет. Пожалейте нас, говорю, ведь нам во что бы то ни стало надо материал собрать. Она посмеялась, посмеялась, ладно, говорит, я пойду баб покличу, только вы уж нам чихирю поставьте. Вот!