Посадка расступилась, вдали показались шиферные крыши и как-то не к месту возвышающееся над ними крупноблочное пятиэтажное здание. Проплыл пустынный переезд, и Степе вдруг страшно захотелось пойти по пыльной дороге к тем шиферным крышам, узнать, что за люди живут там, как живут, для чего.
Весь день Степа простоял у открытого окна. Людей в вагоне было немного, все забились в свои купе, как мыши в норы, и на Степу никто не обращал внимания. Степа тоже хотел залечь на свою верхнюю полку, но его сосед, появившийся в поезде ночью, мужчина лет сорока, с бородой и бакенбардами, громко храпел. К тому же в купе было душно, окно там не открывалось. И Степа решил, что стоять в коридоре у открытого окна — самое приятное и интересное занятие.
За Армавиром в самом деле к поезду стали выходить женщины в белых платках, с ведрами и плетеными корзинами. Их пронзительные натренированные голоса, похожие на рев реактивного самолета, зазывали покупателей…
Близился вечер. Степе хотелось пить. Он пошел к титану. Дверь в служебное купе была приоткрыта, Степа заглянул в щель. На нижней полке в топком ситцевом халатике спала Надежда Степановна, правая рука придерживала пуговку на груди, щеки раскраснелись так, что веснушки пропали, губы растерянно улыбались, словно хотели кого-то позвать, и Степе стало страшно: не его ли?
Он вернулся на прежнее место, тяжело дыша, будто пробежал десять километров, долго не мог успокоиться. Хотелось сделать что-то хорошее для Надежды Степановны.
За окном показалось желтое здание вокзала с большими неоновыми буквами «Таганрог».
— Кукуруза горячая! Горячая кукуруза! — раздался за окном визгливый одинокий голос.
Степа выбежал в тамбур, спрыгнул на перрон, сжал в руке мятую рублевую бумажку. Торговка в белом фартуке, маленькая и опрятная, увидев его, подхватила синее эмалированное ведро и побежала навстречу.
— Сколько тебе, милой? — Она выхватила из ведра большой молочный початок. — Двадцать копеек.
— Еще один.
Получив кукурузу, он полетел к вагону, вскочил на подножку, и как раз в этот момент поезд тронулся, а торговка закричала:
— Сда-а-ачу забы-ыл!
Степа приложил початки к щекам, они были теплые, влажные, запах кукурузы заглушал запах железа, и Степе показалось, что он прижимается щекой к плечу Надежды Степановны.
Тетя Катя, хмурая, с красными прожилками на лице, заперла в тамбуре дверь и пошла в другой конец вагона отпереть туалет. Степа проводил ее долгим взглядом и, переборов страх, шагнул в купе к Надежде Степановне. Надежда Степановна все так же придерживала на груди халатик за пуговицу, но уже не улыбалась. Он положил кукурузу на полку и, не чувствуя ног, кинулся прочь.
Вечерело. Малиновое солнце мелькало меж деревьев, врезаясь в их черные кроны. Терриконы, похожие на египетские пирамиды, в величественном молчании кое-где курились дымками. Уже давно за окном тянулся Донбасс, а Степа все улыбался и думал, что проснется Надежда Степановна, а под боком у нее кукуруза, которую она так любит и которую проспала.
Совсем скоро должен был показаться Харьков. Наверно, бабушка уже стоит на перроне, всматривается из-под руки навстречу поезду в вечереющую даль. И Степе вдруг захотелось проехать мимо, махнуть бабушке на прощание рукой и остаться в вагоне. Чтобы, проснувшись, Надежда Степановна еще раз потрепала его по голове.
ПТИЧИЙ РЫНОК
Каждую субботу и каждое воскресенье огромный людской поток растекается по широкой площади Калитниковского рынка, делится на рукава, огибает узкие островки деревянных прилавков, всасывает в себя шеренги продавцов, чьи аквариумы крепятся на проволочных подставках, на никелированных штативах, стоящих прямо на земле; у некоторых аквариумы на ремнях и висят на груди, отдаленно напоминая вторую грудную клетку, как бы раскрытую напоказ, словно владелец ее говорит: «Смотрите, что я за человек, смотрите, чем я живу!» Яркие солнечные блики отражаются от поверхности воды и играют на возбужденных лицах людей, загораются на темных полях шляп, на козырьках кепок, на цветных женских платках. Потревоженный гулом голосов, воздух дрожит, колеблется и дарит каждому, кто ступает за ворота рынка, ощущение праздника.
— Гуппи вуалевые, тигровые, преобладающий цвет шафран, такие найдете только у меня!
— Эй, деревянное масло, меченосцев дешево отдаю: пять штук — рупь! Да ты глянь: настоящий рубин!