— Но ты ведь сказала, что экзамен был анонимным?
— Формально — да!
— Что значит "формально"?
Пепа резко выпрямилась, откинувшись на спинку стула.
— Зачем вы заставляете меня объяснять банальные и общеизвестные истины?
— И недоказуемые! — нелюбезно буркнул я.
Может быть, она действительно описала всю эту историю со всем присущим юности пылом, но в самой ситуации было что-то грубо тенденциозное, кавычки, в которые она взяла слово "долг", торчали нарочито и провокационно…
— В следующем году я добилась больших успехов, — продолжила она спустя некоторое время. — Дошла до этюда, экзамена по мастерству режиссера. Там, пожалуй, я действительно напутала, получилось не совсем внятно. Вообще о второй попытке спора нет. Но на третий раз ко мне просто придрались, особенно председатель комиссии. На этот раз с этюдом я справилась успешно, пришла очередь четвертого тура, актерского. Я выбрала для чтения стихотворение Стефана Цанева "Маленькая ночная исповедь провинциальной актрисы". Знаете его?
Я кивнул без особого энтузиазма.
— Очень интересный и талантливый поэт! — добавила она. — Я его просто обожаю. По-моему, я читала "Исповедь", как говорится, "с чувством" и подлинной страстью… — И, пронзив меня синим взглядом, Пепа торопливо процитировала:
"Вот откуда она взяла это выражение — "постельные связи"! — осенило меня, когда я допивал последний глоток водки.
— Когда я справилась и с прозой, — продолжала моя собеседница, немного успокоившись, — у комиссии был такой вид, будто она выпила целый литр уксуса. Как могут мужчины быть такими примитивными! Даже если вас задел этот поэт и его стихотворение, будьте умнее, не выдавайте себя, дорогие товарищи! А они сидели передо мной с таким видом, словно все до одного спали с провинциальными актрисами… И, конечно же, срезали меня!
— Из-за выбора стихотворения? — скептически спросил я.
— О, нет, это было бы слишком прямолинейно! Исполнение им не понравилось! Слишком элементарно, "один к одному"! Вы ведь знаете, сейчас в моде это выражение?! "Не говоря уже о ее диалектном произношении!" — добавил один из них. Вообще — полное торжество современной демагогии, гнусной практики, тогда черное выдают за белое, но всегда — под видом объективной справедливости… Это опасней прямого догматизма, там, по крайней мере, знаешь, с чем ты имеешь дело. На всякий случай, я тут же начала брать уроки литературной речи и дикции… — Она оставила пустую розетку в сторону и развела руки. — Вообще, я готова на все, даже на невозможное, как богатырь из сказки, которому царь давал все новые и новые невыполнимые поручения… Вот вам моя краткая грустная история, как говорит Мими в "Богеме". А сейчас мне пора идти, в двенадцать у меня собеседование с режиссером, нас собирают на подготовительную лекцию…
"Сегодня мне везет на оперные сравнения! — подумал я, повеселев. — Сначала "Риголетто", а сейчас — "Богема"! Но мое приподнятое настроение, кто знает почему, быстро растаяло.
Я уплатил по счету и медленно поднялся с нагретого стула.
С чуть затуманенной головой я направлялся в клуб, задумавшись над нашим с Пепой разговором. Ее можно было обвинить во всех существующих грехах, но нельзя было отказать в одном — полной и безусловной искренности. Она не утаила своего мнения о моих пьесах — и положительного и не совсем! Явно, ее привлекали смелые, дерзкие и бескомпромиссные произведения. Да и кому из молодых они не импонировали? — Чем острее и критичней, тем ценней!.. Как "Исповедь провинциальной актрисы"!.. Я почувствовал, как в моем сердце шевельнулась зависть. "Обожаю этого поэта!" А скажет ли она своим друзьям: "Обожаю драматурга Венедикова?" Сомневаюсь… "Первая половина просто блеск, но затем вам не хватило смелости…" — сказала она. Вероятно, она права… Подожди, девочка, дай мне окончить новую пьесу, и тогда тебе просто нечего будет сказать!