Было воскресенье, и ноги сами собой повели меня в храм. У ворот сидели нищие в грязной серой рвани. Чуть в сторонке, в надежде поживиться их скудным заработком, толпились местные бражники. Зная, что они пропьют эти гроши, прихожане всё равно им подают - небеса не так хмурятся, когда мы отдаем обездоленным часть своего благополучия. Ведь жизнь с равной терпимостью принимает всех: пьяницу, ловеласа, умника, юродивого; весь мир перед нами в непостижимом и чрезмерном многообразии. Немыслимая разница человеческих потенциалов!
Людей в церкви оказалось много - в этот день был один из главных праздников Православия - Воздвижение Креста Господня. Литургия уже подходила к концу. Вокруг меня стояли красивые, светлые, смиренные люди. Не только в радостях прихожане идут в храм. В болезнях и скорбях своих, в унынии и печали, в обидах ищут утешения они. И многие обретают его. «Нет ни старости, ни смерти; также нет от них избавления».
Свеча в моей руке вызывающе громко трещала, язычок ее пламени неистово метался из стороны в сторону. Праздничный канон певчих радостно уносился ввысь, под купол храма. Всё, что меня окружало - золотисто-голубые одежды священников, сосредоточенно-покаянные лица прихожан, строгие лики святых с темнеющих икон, вдруг начало терять резкость очертаний, погружаясь в нечто единое, светлое и чрезвычайно теплое. Благодать эта мягко проникала в тело, в сознание, в разум, в душу. Блажен, кто верует - хорошо ему на свете!
Я заказал обедню об упокоении новопреставленного Эдуарда и поставил свечу у распятия Спасителя. Успокой Господь его душу грешную!
Отец Михаил - худощавый, высокий, седовласый старец, придерживая левой рукой длинный подрясник, легко и скоро сошел с алтарного возвышения. В правой он держал большой серебряный крест, к которому прихожане прикасались устами. У священника тонкое, изящное лицо с несколько удлиненным носом и с тем добродушно-величавым, чуть снисходительным выражением в светлых прищуренных глазах, какое свойственно образованным и, в то же время, лишенным гордыни простым людям, узнавшим то, что еще не ведомо другим. В общении с прихожанами отец Михаил был царственно спокоен и любезен, и лишь в крайнем случае хмурил седые косматые брови и говорил строгим голосом.
- Не торопитесь, - с добродушной улыбкой взывал настоятель к пастве, - «ибо последние станут первыми», - священник не преминул процитировать слова Серафима Саровского.
Я стоял среди мерного колыхания догорающих свечных огней, и как будто только сегодня узнал и почувствовал, что есть небо, и красота, и Бог.
Неожиданно мое внимание привлекла девушка в белой шелковой косынке, стоящая у иконы Божьей Матери. Радостные и благодарные глаза, кроткие черты еще девичьего лица, излучали светлое голубое сияние. Мягко играло в свете свечей ее розовое платье, от теплящегося огня лампад вздрагивали ресницы. Склонив голову, стояла она подле заступницы своей. Чем больше я смотрел на нее, тем сильнее душа наполнялась светлой и благостной грустью, совершенно свободной от легкомысленных флюидов. Лицо это пленяло какой-то неуловимой и непонятной доныне прелестью, которая, быть может, заключалась в улыбке, едва блуждавшей на ее губах. Сказать, что она была красива, было бы, пожалуй, преувеличением, но в ней было нечто особенное, чем красота - глубокие, а от того несколько таинственные серо-голубые глаза, а короткая стрижка делала ее правильные черты лица открытыми и приятными. Утонченно-красивыми можно было назвать только губы - розовые, полные, с прелестно изогнутыми смелыми линиями. Я смотрел на ее склоненную в молитве шею и на какое-то время забыл, где нахожусь. Почувствовав мой пристальный взгляд, девушка обернулась и посмотрела сердито - что он хочет? Мне бы надо отвернуться и я отворачиваюсь, но через минуту наши глаза вновь встречаются, как будто кто-то нарочно поворачивает меня за левое плечо.
Неспешно прихожане подходят к кресту, который держит в руках священник. Я губами прикасаюсь к хладной святыне. Отец Михаил просит меня остаться после литургии.
Служба окончена. Люди набожные, спокойные, улыбчивые и, в большинстве своем, простые, освятив себя крестным знамением, уходят из храма.
- Я слышал, у тебя друг умер, - Священник склонил голову. - Поминальный молебен заказал?
Я кивнул. Отец Михаил смерил меня длинным колючим взглядом.
- Зачем отрокиню в храме искушаешь? - он тяжело вздохнул. - Господь всё видит. Господь всё знает.