- Господь всё простит, - буркнул я помимо своей воли.
- Не всё, - после некоторого молчания ответил настоятель. - Лукаво сердце человеческое и более всего испорчено.
Я чуть усмехнулся и ничего не сказал, спрятав свой маленький грех так глубоко, что казалось, его уже и не было.
Отец Михаил всё понимал раньше, чем ему объясняли, видел всё насквозь, наблюдая неподвластное поведение окружавших и любящих его прихожан. И принимал, повинуясь Божьей воле и благодаря своему провидению, единственно верное решение.
- Исповедовался последний раз когда, сын мой? - он мягко коснулся рукой моего плеча. - Ладно, иди с Богом, - священник повернулся к алтарю и
перекрестился. - Господи, прости нас грешных.
В следующее воскресенье я утром ходил вокруг ограды храма, не зная, что с собой поделать. Боялся - церковь ведь - и хотел ее видеть. Да и слова отца Михаила не прошли даром. Надо подготовиться к Причастию и исповедаться. Стремительны стрижи кружились у купола, словно прощаясь перед дальней дорогой в южные далекие страны. Степенно ударил колокол. Затем еще. И еще. И понесся этот гул от тихого церковного дворика в высокое небо, сплошь залитое золотом восходящего солнца.
Поклонившись, я захожу в храм. Перекрестившись у алтаря, целую иконы. Лишь затем смотрю в угол церкви, где в прошлый раз стояла девушка. Робкая затаенная радость охватывает меня, когда вижу, что стоит она в белом шелковом платочке, неспешно крестится и, поставив свечу, отходит от иконы блаженной Ксении Петербуржской. Неожиданно подняла она ресницы, ответила быстрым взглядом. Смущение, сожаление увидел я в глазах ее. И еще что-то...Страх перед грехом и сплетнями? Или... Но девушка тут же опустила глаза.
Отец Михаил с кадилом обходит престол, алтарь, иконостас, а затем и весь храм. Прихожане, смиренно склонив головы, поворачиваются во след движению священника. Мысль о молодой женщине вдруг становится менее яркой и значительной, а вскоре исчезает совсем. Славны дела твои, Господи! Время прекращает свое движение и смыкается надо мной теплым дрожащим облаком. Мир, только что казавшийся таким узким, собравшимся в одну точку, вернулся к своим естественным пропорциям и размерам, стал великим и многообразным. Сознание, распавшееся на фрагменты, стало единым - радость и счастье приходят тогда, когда все наши части сливаются в одно целое, в бесконечный миг божественного покоя. «Я долго терплю. Я милосердствую. Я не завидую. Я не превозношусь. Я не бесчинствую. Я не ищу своего. Я не раздражаюсь. Я не мыслю зла. Я сорадуюсь истине. Божья любовь во мне никогда не перестанет». Солнце засияло внутри меня, и я понял, что любой мой поступок должен стать значительным, чистым и непритворным.
Прихожане выходят из храма. Ветер что-то ищет в застывших тополях. Они важно раскачивают тонкими верхушками; тихо шепчутся их беспокойные листья. Оранжево сверкает в них полуденное солнце. Я притворно замедляю шаг. Девушка догоняет меня. Голубые, как часть неба глаза смотрят кротко, но под ресницами и в уголках губ дрожит улыбка. Надежда плывет по прозрачной сини осени, как паутинка.