- Я убедился, что человек вы неглупый и своеобразный - еврей?
Услышав отрицательный ответ, он удивленно приподнял брови. Очевидно, это означало: «Не может быть...»
- Однако, у вас серьезный недостаток, Василий, вы всё хотите понять. - Закурив сигарету, стал сокрушаться: - «Соблазнился золотым тельцом народ израилев...» - Дроздецкий вздохнул, - все мудрые евреи от искусства ушли в коммерцию. Где новые Шнитке, Бродские, Шагалы?
Посидели молча. Анатолий Георгиевич поднялся со стула и направился к выходу. У двери остановился и сказал:
- Светочка Арнацкая будет гениальным художником, - он надел шляпу, - кстати, она вас любит. Поверьте старому еврею.
Дроздецкий наклонился к зеркалу в прихожей и стал рассматривать свое лицо. Нахмурился. Видимо, остался недоволен отражением.
- А я, знаете ли, женился на бывшей красавице и бывшей художнице. - Он протянул мне руку. - Да-да, батенька, любит, - скорбно кивнул головой Анатолий Георгиевич.
Банкет, посвященный окончанию университета, решили провести в загородном ресторане на берегу реки. Может быть, впервые вылезшие из потертых джинсов и потрепанных футболок, мы не узнавали друг друга. Благоухающие дорогим одеколоном и французскими духами, облаченные в новые костюмы и вечерние платья, мы ерничали по поводу нашей аристократической внешности, которую откровенно презирали. «Пурпурная тога не украшает глупца».
Август дерзко красил серо-зеленые пыльные клены яростно-бордовым цветом. День клонился к вечеру, солнце неохотно опускалось за их кроны.
Мой друг Эдик дернул меня за рукав и кивком головы указал на очаровательную стройную девушку в бледно-розовом платье. Русые локоны, слегка оживляемые прибрежным бризом, мягко играли на ее обнаженных плечах.
- Кто это? - я полез в карман за пачкой сигарет.
- Светка Арнацкая, - Эдик щелкнул зажигалкой. - Метаморфозы... - его интонацию трудно было назвать безразличной.
Заметив, что мы обращаем на нее внимание, девушка подошла к нам. В ее васильковых глазах сияла радость. И глаза эти были действительно хороши - большие, глубокие и смотрели на меня с приятным выражением внимания и едва уловимого лукавства. Почему я не замечал этого взгляда целых пять лет?
- Привет, мальчики, - дрожащими пальцами она потянулась к раскрытой пачке сигарет. Мы с Эдиком переглянулись.
- Анатолий Георгиевич, интересно, придет? - Света закашлялась, поперхнувшись табачным дымом.
- Да кто ж его теперь отпустит, - я, наконец, отвел от сокурсницы глаза.
Нас пригласили в банкетный зал. Мы шумно расселись за столом и с энтузиазмом молодости принялись за трапезу. Света Арнацкая оказалась рядом со мной. Она необыкновенно остроумно шутила и следила за моим прибором, хотя, очевидно, должно было быть наоборот.
В самый разгар веселья к нашему столу подошел изрядно возбужденный швейцар.
- Вас там, - он ткнул рукой в сторону входа, - какой-то мужик дожидается. - Швейцар поправил форменную фуражку и, свирепо сверкнув глазами, добавил, - бомж.
Вслед за служителем мы с Эдиком вышли в вестибюль и увидели Дроздецкого. Он был одет в простенький трикотажный костюм и держал в руках ... - велосипед. Мы всё поняли: обманув Антонину Степановну, под предлогом вечерней прогулки, Анатолий Григорьевич решил приехать на банкет.
Посетители и служащие ресторана поглядывали на него удивленно - он не смущался, а с лицом просветленно-сосредоточенным ждал кого-либо из своих студентов, вышедших подышать свежим воздухом.
Удостоверившись, что это действительно наш знакомый, швейцар несколько
успокоился, но возмущенная интонация осталась:
- Я говорю, а почему вы в трико? - он нервно хлопнул ладонью о колено. - Посмотрите в зал, там есть хотя бы один человек в трико? А этот ваш, как его, преподаватель отвечает: Может быть, у них нет трико.
Мы собрались идти в зал, но швейцар строго сказал:
- Драндулет, - пальцем он указал на велосипед, - отседа убрать, - и всем своим видом показал, что решения не поменяет.
- Куда же его деть? - озабоченно нахмурил брови Дроздецкий.- Ведь на улице сопрут, - он виновато глядел на нас.
- А давайте его утопим в укромном месте в реке, а после банкета достанем, - предложил я.
- Нет, все-таки вы, Василий, - еврей, - Анатолий Григорьевич дружески похлопал меня по плечу, - только я никак не пойму, зачем вы это скрываете, - пробормотал он.