Я вскочил с постели и ощупал свое тело.
- Наивный человек, - усмехнулась она, - ты смерть хочешь определить на ощупь? Ты никогда ничего больше не почувствуешь. Вкус, запах, боль, страх для тебя теперь инородные понятия.
- Но мне сейчас страшно!
- Это инерция. Люди, в сущности, все герои, так как знают,
что обречены на смерть. Ты же, приобретя то, к чему шел всю свою беспутную жизнь, оказался не готов к свершившемуся.
Я подошел к столу и наполнил фужер водкой.
- Выпив сейчас всю водку мира и запив ее тем же количеством пива, ты будешь трезв, как ребенок, - сказала Тамара, накидывая на себя пеньюар.
- Как мертвец, - я попробовал пошутить.
- Ты прав. Настоящая трагедия должна быть короткой, -
она подошла к зеркалу и тщательно причесалась. - Скоро вернется муж, а посему...
На ватных ногах я подошел к двери.
- Слушай, а как же женщины?
- Господи, тебя даже смерть не изменила. Впрочем,
попробуй.
Тамара, едва кивнув, закрыла за мной входную дверь. Спустившись по лестнице, я вышел в ночную прохладу. Дождь продолжал шептать свой заунывный монолог. Редкие машины
злорадно шуршали шинами по мокрому асфальту. На другой стороне улицы я заметил девушку, идущую под зонтом.
- Тамара! - крикнул я и побежал к ней через дорогу. Идущая на большой скорости машина ослепила глаза, и в то же мгновение страшной силы удар отбросил меня на тротуар. Я тщетно попытался встать. Жуткая боль пронзила все тело. Сквозь розовую пелену я смутно видел над собой две склоненные головы - мужскую и женскую. Мужская, обладателем которой, видимо, являлся водитель сбившей меня машины, взволнованно интересовалась моим самочувствием. А женская... Так это же Тамара!
- Царица Тамара, мне больно... Мне очень больно.
- Ты жив, дома был розыгрыш, слышишь, ты жив!
Я улыбнулся. Перед глазами мелькали пурпурные шарики, затем они стали темными, постепенно превращаясь в большое черное пятно. Откуда-то появившийся Казимир Малевич лукаво спросил:
- Ну, теперь ты понял мой «Черный квадрат»? - и моментально исчез.
Кажется, я ответил утвердительно.
Окончание романа
VIII
Женщины отдают обыкновенно предпочтение
мужчинам, принадлежащим к разряду тех людей,
которые по природе своей более способны
предаваться удовольствиям и всякому вздору.
Э.Роттердамский
На несколько дней судьба и журналистская работа занесли меня в этот небольшой приморский городок.
Дневное время, занятое различными интервью и прилежным сидением за письменным столом, двигалось довольно-таки быстро, но вечером в убогой гостинице словно застывало. Телевизор, с его унылыми новостями, песнями Киркорова, да примитивными шутками Петросяна, я уже давно не смотрю, свежие газеты прочитаны за день, а молоденьких горничных в гостинице не было. Ничего не оставалось делать, кроме как пропустить стаканчик-другой легкого виноградного вина, да поиграть в карты в ближайшем ресторанчике. Монотонный говор немногочисленных посетителей, незатейливые рулады стареющей, невероятно похожей на Пугачеву певички, а главное, сам рубиновый напиток превращали унылый вечер в нечто умиротворенное. Возвращался я в гостиницу лишь глубокой ночью.
Узкая улочка была освещена сияющей луной. Коверкая до неузнаваемости мотив, я едва слышно напевал только что услышанную песню. Городок спал. Не видно ни одного освещенного окна в старых, жмущихся друг к другу домах. Было тихо, даже собаки не лаяли. Лишь через каждые пять секунд о прибрежные камни бился морской прибой, и от каждого удара долго-долго плыл гул в вязком, точно застывшем, воздухе. Пурпурные звезды блистали в дочерна синем небе. Все вокруг было покрыто матово-бледным мягким светом, точно нежным кисейным саваном. Сияла позолота крестов на маленькой церквушке, фосфоресцируя, блестели стекла в домах. Лишь шуршал гравий под моими гулкими шагами. И вдруг я услышал голос. Приглушенный, но звучный говор молодой девушки. Я остановился. Красивый девичий голос - музыка для всякого, у кого сердце не камень, да тем более оно разогрето парой бокалов игристого вина. Но с кем она говорит в столь поздний час? А скорее всего, в ранний. В окне освещенного луной серого кирпичного дома стояла девушка и разговаривала с крупной птицей, сидящей в большой клетке.