Слова ложатся на бумагу быстро, уверенно, соразмерно мыслям. Выхватываю из вороха смятых черновиков несколько листов и пробегаю глазами. Меняю слова, фразы, предложения; в мире нет ничего лишнего - всё плодоносит. Мне кажется, что страница достойна выдоха в вечность. Докуренная до фильтра сигарета жжет пальцы, - мне некогда смотреть на пепельницу, - слова, словно первые капли дождя, спешно покрывают лист. Радость творчества! С чем сравнить тебя? С утром, с любовью, с небом, с жизнью.
Встретились мы весной, когда вишневая метель окутывала сады и скверы неповторимым ароматом цветения. Я перешел на другую сторону улицы и увидел ее.
- Марина, - представилось белокурое создание, когда я перегородил ей тротуар, и с вызовом посмотрело мне в глаза. Вихрь чувств закружил наши тела и мысли. Впрочем, какие мысли могут быть в восемнадцать лет. Так любят животные и боги. Зачем мысли, когда теплые губы пахнут фиалками, волосы ее щекочут мое лицо, а несмелые руки делают все впервые в жизни. Какие мысли?! Если сможешь объяснить, за что любишь, значит, любовь твоя недостаточна. Виделись мы каждый вечер, бросаясь друг другу в объятия. Тогда я впервые понял, что время - это иллюзия, ибо, возвращаясь домой под утро, был убежден, что с момента нашей встречи прошло не более часа. Мама, ворочаясь в постели, передавала этими звуками недовольную интонацию - не сплю, все слышу. Я на цыпочках пробирался к своей кровати и, едва коснувшись подушки, проваливался в оранжевую благодать сна.
Ты счастлив потому, что не задаешь себе вопросов о степени своего счастья или несчастья. Когда же возникают всевозможные «если», «надо было», «якобы», «дескать», то окружающий мир обретает форму ромба, а не шара, и ты загоняешься этими «если» в какой-нибудь угол, и шансы выбраться из него ничтожны.
Всё хорошее быстро кончается, и розовая моя юность закончилась: пришла повестка о призыве в армию.
Марина, прижавшись ко мне, плакала, теребя в руках цветущую веточку вишни. Несерьезно-пафосная обстановка вокруг не позволяла сосредоточиться; громыхал медью духовой оркестр, перед глазами мелькали лица, - чужие и знакомые, - в большинстве своем пьяные. Хотелось, чтобы этот балаган поскорее закончился.
- По вагонам! - наконец возопил военком.
На перроне замелькали фигуры родных, друзей. И ее лицо с
большими серыми глазами и застывшим в них немым
вопросом.
Писал я редко. (К сожалению, в дальнейшем утратил эту замечательную особенность). Через год наша переписка прекратилась. Служил я в Германии, и было не до водевильных ситуаций.
Служба в армии тоже имеет положительные стороны - после нее все кажется превосходным. Я был свободен от всего, что строит ум. Объятия родных и близких, частые застолья по поводу моего возвращения сделали меня на некоторое время безалаберным человеком. Лишь через несколько дней я спросил о Марине.
- Она уехала. Давно, - сказала мама, опустив глаза. - Кажется, учиться.
Моя реакция была невнятной: ко мне снова пришли.
Дима... Личность колоритная и неординарная. Обладая неукротимой фантазией, он был стержнем нашей компании. Все программы наших приколов составлял он.
- Правительство вступило в неравную схватку с народом, - с порога заявил Дмитрий. - Победитель известен заранее. - Он поставил на стол две бутылки портвейна. Я недвусмысленно кивнул на кухню, где хлопотала у плиты мама.
- Всё понял, - бутылки исчезли в недрах его куртки. И нарочито громко сказал: - Погода-то какая, а ты дома сидишь.
На улице я спросил Димку:
- Слушай, а куда Марина уехала?
Он резко остановился.
- Старик, возвращаясь к нашим баранам, смею заявить - мы всё же победим.