- Не хочется выглядеть осквернителем праха отечественной изящной словесности, но я почему-то давно не возвращался, - я взглянул на полку, - к Достоевскому, например. И не особо тянет.
Учительница неуверенно пожала плечами и спросила: -Чаю, кофе?
Я достал из пакета бутылку коньяку и коробку конфет.
- Кофе, если не трудно, - я взял из шкафа рюмки и наполнил их. - Люди, к сожалению, не придают значения простым вещам, и моменты истинного общения уходят на второй план. Изнурительная повседневность поглотила нас целиком и не отпускает ни на шаг, - закусив конфеткой, я покосился в сторону кухни. - Представляете, какого труда мне стоило выбраться к вам?
- Представляю, - учительница, пригубив, поставила рюмку на стол.
Я почувствовал в ее ответе едва уловимую иронию и старательно не обижался. Татьяна Анатольевна сидела передо мной в простеньком бирюзовом платье, степенно благоухая незнакомыми духами, такая загадочная, привлекательная, но почти чужая, и от этого строгая и недоступная. Она не хотела нравиться и не стремилась казаться лучше, чем есть. И именно поэтому нравилась и манила.
Я снова наполнил рюмки.
- За наше творчество. - Я подвинул стул ближе к хозяйке. - Признаться, у меня сегодня лучшая часть слов в бегах, а остальные хромают. Но все же попробую выразить свои мысли. - «Боже, как она привлекательна»! - Каждое слово в поэзии, да и в литературе в целом, несет смысл и энергию, а главное, эмоциональную и интеллектуальную наполненность произведению. Но очень важно донести то, без чего стихотворение немыслимо, - я поднял руку, - настроение!
Я знаю, что не так должна писать,
Чтоб Вы прочесть, быть может, пожелали,
Но долго не решалась я сказать,
Не верила и думала: не знали...
- Как вы думаете, удалось автору передать душевное состояние? - Я закрыл тетрадь и наклонился к учительнице.
- Когда писала эти строчки, думала, что да. А сейчас - не знаю.
Я положил руку на спинку ее стула и доверительно сказал:
- Я полагаю, что стихи неплохие, и мы их куда-нибудь пристроим.
- Как это - пристроим? - она улыбнулась.
- Милая Татьяна Анатольевна, не придирайтесь к словам, - во мне шевельнулась гордость. - Я отдам их в редакцию газеты, где их с удовольствием напечатают, - почти членораздельно произнес я, но тут же успокоился: «Какая непроницаемая девушка, другая бы на ее месте... Полное торжество духа над плотью. Ну да ладно, еще не вечер». - А сейчас я хочу выпить за ваш талант, за ваше обаяние и красоту, хотя говорят, что последняя осложняет жизнь женщины.
- Спасибо, - она с удивлением и опаской взглянула на бутылку, очевидно, думая, что я пьян. - «Ха-ха! Я никогда не бываю пьян».
- Если вы читали мои книжки, то, скорее всего, заметили, что содержание их отмечено скептическим отношением к человечеству, - я хлопнул ладонью по столу, - ну не вижу я в людях ничего хорошего: всюду ложь, лицемерие, пошлость. - «Не перегнул ли я палку»? - В большинстве своем. Отсюда, наверное, тема мистики, - я и сам удивился своему открытию. - А хочется, знаете, - я встал и широко раскинул руки, - написать что-то мощное, монументальное. Воистину, человек велик в своих замыслах, но немощен в их осуществлении.
- Ну что вы! В ваших книгах есть чувство пространства, объема жизни. А сила воображения позволяет видеть то, чего не замечают другие, - видимо, ей хотелось утешить меня.
- Давно для себя выяснил, что литература и жизнь - вещи совершенно несовместимые, - я подошел к ней, обнял за плечи и прикоснулся губами к щеке.
Нестерпимая волна желания вдруг нахлынула на меня. Близость женщины, ее трепетный аромат, тихое волнующее дыхание заставили отступить все мысли. Она попыталась отстраниться, но я еще крепче сжал руки и стал целовать ее лицо, шею, плечи. Когда я перебирал с выпивкой, то, казалось, в меня вселялся сам дьявол.