Выбрать главу

       - Кого? - я в недоумении уставился на него.

       - Т-с-с...- он приложил палец к губам. - Правительство, - с притворным страхом Вадим огляделся по сторонам, - и чтобы потенциальных победителей не забрали в околоток за распитие спиртных напитков в общественном месте, мы пойдем на кладбище.

       Бойкая синичка, сидя на покосившемся от забвения кресте, выводила незамысловатую трель.

       - Как ты думаешь, о чем она поет? - спросил я.

          - О любви, батенька.

       - С чего это ты взял?

       - Весна, знаете ли, - резюмировал Дима, нарезая колбасу.

       - А может, о смерти?

       - Жизнь, старик, это паломничество к смерти. С момента

 рождения смерть приближается к нам. И величайшее несчастье

состоит в том, что мы противимся ей. - Вадим наполнил вином

 бумажные  стаканчики. - Тем  самым  мы  утрачиваем  великое    

 таинство смерти. Боясь ее, мы утрачиваем  и  саму  жизнь,  ведь

они тесно переплетены. Путешествие и  цель  неотделимы  друг

от   друга  -  путешествие  заканчивается   целью,  -  он   поднял

стаканчик и улыбнулся.  

      -  Ты, наверное, единственный человек, в котором идеально

выдержаны пропорции ума и глупости. Это же сущий абсурд, -

я оторопело смотрел на него.

     -  Кто не узнал, что такое абсурд, никогда не поймет истину.

           

   Стемнело.  Дмитрий  поднялся  из-за  столика  и   вылил  остатки

           вина в стаканы.

                 -  Винный   запах   столетий  перебивает  страх   и   запреты.

          Мы  двинулись  было  к  выходу,  когда  Дима  тронул  меня  за

           плечо.

                -  Оглянись.         

Я   взглянул   на низкий обелиск из черного гранита. Высеченный на нем портрет девушки  показался  знакомым. Ее глаза смотрели на меня пронзительно и выжидающе. Я присел на лавочку.

«Марина Н. 196...- 198...Помним, скорбим. Мама, папа, брат».

                   - Кажется, что-то с легкими, - сказал Дима и достал сигарету. 

        

                  

 

 

                   Дождь   стучал   по   стеклам,   шептался   около   окон,   и   я почувствовал,  что  за  нитями  дождя  притаилось   мое   прошлое, молчаливое  и  невидимое.  Здесь  пустота  и  холодная   испарина, клочья      ушедшего      бытия,       беспомощность,      бесцельно   

       пульсирующая  жизнь,  но  там,  в  сумраке  аллей,  среди  крестов,

       ошеломляюще близко, ее дыхание, ее непостижимое присутствие.

             Я лег на кровать и закрыл глаза. Решение  пришло  мгновенно.

       Я  вскочил   и,   накинув  пиджак,   вышел  на  улицу.  Дождь уже 

       закончился.   В   полуночной   тишине   редкие   капли   падали   с

       деревьев  на  мерцающее   серебро  асфальта.   Вдали  слышались

      раскаты грома. Гроза уходила,  и  только  лиловое  небо  выдавало  

      недавнее ее присутствие.

           По   обеим   сторонам   аллеи,   словно  хлопья  снега,  неистово

      благоухая, белели лилии.

  Она вышла из-за куста жасмина и остановилась. Я взял ее за   руку и повел по дорожке к воротам.  Краем глаза я наблюдал за ней, но Марина   хранила молчание и послушно следовала за          мной. Ее

         притягательная сила нарастала с каждой минутой и, в конце концов, поразившись собственной смелости, я завел ее в какой-то

двор. Часть дома готовилась к капитальному ремонту, и поэтому двери всех квартир  были  распахнуты.  Посреди  двора  рос  высоченный столетний тополь,  ствол  которого упирался  в  синеву  неба.