- Кого? - я в недоумении уставился на него.
- Т-с-с...- он приложил палец к губам. - Правительство, - с притворным страхом Вадим огляделся по сторонам, - и чтобы потенциальных победителей не забрали в околоток за распитие спиртных напитков в общественном месте, мы пойдем на кладбище.
Бойкая синичка, сидя на покосившемся от забвения кресте, выводила незамысловатую трель.
- Как ты думаешь, о чем она поет? - спросил я.
- О любви, батенька.
- С чего это ты взял?
- Весна, знаете ли, - резюмировал Дима, нарезая колбасу.
- А может, о смерти?
- Жизнь, старик, это паломничество к смерти. С момента
рождения смерть приближается к нам. И величайшее несчастье
состоит в том, что мы противимся ей. - Вадим наполнил вином
бумажные стаканчики. - Тем самым мы утрачиваем великое
таинство смерти. Боясь ее, мы утрачиваем и саму жизнь, ведь
они тесно переплетены. Путешествие и цель неотделимы друг
от друга - путешествие заканчивается целью, - он поднял
стаканчик и улыбнулся.
- Ты, наверное, единственный человек, в котором идеально
выдержаны пропорции ума и глупости. Это же сущий абсурд, -
я оторопело смотрел на него.
- Кто не узнал, что такое абсурд, никогда не поймет истину.
Стемнело. Дмитрий поднялся из-за столика и вылил остатки
вина в стаканы.
- Винный запах столетий перебивает страх и запреты.
Мы двинулись было к выходу, когда Дима тронул меня за
плечо.
- Оглянись.
Я взглянул на низкий обелиск из черного гранита. Высеченный на нем портрет девушки показался знакомым. Ее глаза смотрели на меня пронзительно и выжидающе. Я присел на лавочку.
«Марина Н. 196...- 198...Помним, скорбим. Мама, папа, брат».
- Кажется, что-то с легкими, - сказал Дима и достал сигарету.
Дождь стучал по стеклам, шептался около окон, и я почувствовал, что за нитями дождя притаилось мое прошлое, молчаливое и невидимое. Здесь пустота и холодная испарина, клочья ушедшего бытия, беспомощность, бесцельно
пульсирующая жизнь, но там, в сумраке аллей, среди крестов,
ошеломляюще близко, ее дыхание, ее непостижимое присутствие.
Я лег на кровать и закрыл глаза. Решение пришло мгновенно.
Я вскочил и, накинув пиджак, вышел на улицу. Дождь уже
закончился. В полуночной тишине редкие капли падали с
деревьев на мерцающее серебро асфальта. Вдали слышались
раскаты грома. Гроза уходила, и только лиловое небо выдавало
недавнее ее присутствие.
По обеим сторонам аллеи, словно хлопья снега, неистово
благоухая, белели лилии.
Она вышла из-за куста жасмина и остановилась. Я взял ее за руку и повел по дорожке к воротам. Краем глаза я наблюдал за ней, но Марина хранила молчание и послушно следовала за мной. Ее
притягательная сила нарастала с каждой минутой и, в конце концов, поразившись собственной смелости, я завел ее в какой-то
двор. Часть дома готовилась к капитальному ремонту, и поэтому двери всех квартир были распахнуты. Посреди двора рос высоченный столетний тополь, ствол которого упирался в синеву неба.