— Нет. Таблеточками обойдетесь. Можете к знахарке местной заглянуть, какие настоечки употреблять — написал. Тоже помогает. Но самое важное — покой.
— Но… я работаю!
— В курсе. Неужели вы думаете, что хоть кому-нибудь в этой больнице… в этом городе… не известен сей прискорбный факт? Придется взять больничный. Я все напишу.
— А можно я дома побуду это время?
— Можно и дома, — легко согласился доктор. — Только как вы там очутитесь, когда я вам вставать запретил?
— То есть домой попасть не получится.
— Отчего же? Разумеется, милочка. Разумеется, получится. Только позже.
Список, выданный доктором, был весьма внушительным. Пол-аптеки скупить придется, не иначе, подумала Сима с досадой. И откуда денег на все это взять? Зарплата нескоро, а есть что-то надо. Хотя аппетита не было совершенно.
И когда принесли ужин, Сима с отвращением отодвинула от себя тарелку.
За три дня, что Сима провела в больнице, никто и не подумал ее навестить, кроме Егора, который весьма бесцеремонно растолкал её, прикорнувшую под действием снотворного, и два часа пытал на предмет дачи показаний. Магиня отвечала невнятно, чаще просто невпопад, а в половину вопросов вообще не сумела вникнуть. То ли от травмы, то ли от лекарств в голове у неё был туман, вата. Рот раздирало зевотой каждые две минуты, а веки под конец разговора просто отказались подниматься. Крайне раздосадованный, Егор что-то выговаривал ей, но Сима уже сладко спала.
На этом посещения закончились. Никто не приехал, чтобы выразить сочувствие или просто подержать за руку. Никто не привёз мандаринов и чёрной икры. Сима старалась не куксится, исправно выполняла предписания врача, хотя в глубине души считала его страшным перестраховщиком и трусом, потому что — и он не уставал это подчёркивать — его интересовало не столько здоровье пациентки, сколько собственный послужной список. А впрочем, чего ещё было ожидать от коренного грибновца? На третий день ее выписали — торжественно и быстро. Сняли бинты с головы, принесли одежду, сунули в руки больничный лист, заставили расписаться в каком-то журнале и выпроводили вон.
Пока Сима добиралась до дома, поняла, как прав был доктор, что не выпустил сразу. Потому что к тому времени, как она перевалилась через порог квартиры, голова кружилась немилосердно. Слабость, вялость, которых в больнице она и не замечала, поскольку большую часть времени спала, напали со всех сторон — хотелось упасть и не двигаться.
А ведь ей еще в аптеку за лекарствами надо.
Это подождет, все это подождет, — думала Серафима, пока заползала на кровать, даже не подумав снять верхнюю одежду. — Все это подождет…
Проснулась она от того, что в дверь звонили. Громко, раздражающе. Сима с трудом разлепила глаза и поняла, что на дворе вечер. Сколько она проспала, интересно? Какой день нынче — сегодняшний или уже завтрашний?
Как бы то ни было, сон ей помог — самочувствие было почти нормальным. Пробежать стометровку она, разумеется, вряд ли смогла бы, однако и падать ниц перед гостем, кем бы он ни был, не собиралась.
Уже держась за ручку, она подумала, что не надо бы открывать вот так: не посмотрев в глазок, не спросив кто, но… Открыла по инерции и почувствовала себя так, будто на нее обрушилась стена. Каменная, огромная и внезапная. Внутри все оборвалось — от недоверчивой радости, неожиданности и… внезапного осознания того, что волосы немыты уже четвертый день — с повязкой на голове не очень-то помоешь, одежда жёваная, душ она последние три дня принимала кое-как, поливая себя из недоломанной лейки жидкой струйкой воды, без мыла, без пахучих гелей, которые в обычной жизни обожала. Что под глазами круги размером с блюдца. Что морда бледная, страшная, мятая спросонья и наверняка несчастная. Короче, вот почему бы ему — произносить и думать с придыханием и замиранием сердца — было не зайти чуточку попозже? Когда она будет блистать, сиять и благоухать? Ну или хотя бы сподобится расчесаться? Почему перед любовью всей своей жизни она умудрилась предстать в виде не просто худшем, но кошмарном?
Ей и в страшном сне не могло присниться, что он…
Ааа, черт. Плохо ей. Видимо, слишком долго стояла, пяля глаза на нежданного гостя. Всё так же хорош. Темно-карие глаза, черные, чуть вьющиеся — видимо, он в очередной раз пренебрег визитом к парикмахеру — волосы. И, как будто этого мало, прямо-таки в глаза бросающееся чувство собственного достоинства, ни капли не напускного — уверенная манера держаться, неторопливые жесты и размеренная речь.
Его приход напрочь выбил её из колеи — хотя она и до этого не была в полном порядке. Как он вообще очутился здесь, в Грибном? На чертовом краю чертового света? Почему в дверь звонит — порталы открывать разучился? И как нашел ее? Впрочем, последний вопрос — даже не вопрос. Он же маг. Всем магам маг. И потому…
Сима закатила глаза и упала в обморок, уверенная в том, что ее всенепременно поймают. А еще в том, что как обычно, ему даже в голову не придет разуться перед тем, как войти в комнату. Разумеется, не ему же потом выметать из углов комья грязи.
Он не подкачал — моментально подхватил, пронес в спальню. И при этом ни слова не сказал, за что отдельное спасибо. К чему Серафима была меньше всего расположена сейчас — так это отвечать на глупые вопросы.
— Ты опять довела себя до ручки, — было первое, что она услышала, когда открыла глаза.
Пришла в себя она еще минут пять назад, но некоторое время просто лежала, вспоминая, осознавая и привыкая. К его присутствию. В том, что он все еще находился в ее квартире, сомнений не возникало. Она его чувствовала — как всякая безмерно влюбленная девушка. Безмерно и безответно. Увы, встречается и такое, причём намного чаще, чем хотелось бы.
Впрочем, к этому Сима привыкла — за столько-то лет — и уже не огорчалась, просто принимала как должное. Любила без надежды, но страдать и рыдать по ночам в подушку отказывалась. Заставляла себя верить, что все еще наладится, и он увидит в ней женщину, а не неуклюжего подростка, коим она была при первом их знакомстве.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она, проигнорировав нелестное для себя замечание.
— В данный момент зашел узнать, как твои дела. В участке сказали, что ты взяла больничный.
— В участке? Что ты забыл в участке?
— Помимо прочего — хотел увидеть тебя.
В небрежном ответе было столько… невыносимой надежды, неоправданно солнечных перспектив, что Серафима зажмурилась. «Нельзя быть настолько жестоким, — подумала она с горечью, — нельзя манить конфеткой, а потом лупить палкой, стоит только приблизиться. Это отбивает желание жить».
— Пить хочу, — сказала она, капризно надув губы.
— Воды? Сока?
— У меня нет сока.
— У меня есть.
— Вот и пей его сам.
— Я не хочу пить. Ты хочешь.
— Я вообще много чего хочу. Ты готов исполнить любое мое желание?
— Не любое. Но готов.
— Отстань от меня со своим соком. Еще раз спрашиваю — что ты делал в участке?
— Отвечаю — тебя искал.
— Зачем?
— Соскучился. И от Славия тебе привет.
— А по телефону никак?
— Зачем по телефону, если можно лично?
«Зачем, зачем, — вздохнула Сима. — Затем, придурок ты чертов, что каждый раз у меня сердце просто разрывается, когда я смотрю на тебя. Затем, что видеть перед собой мужчину своей глупой, идиотской мечты — и одновременно понимать, что он вряд ли когда-нибудь будет твоим — сущая пытка. Затем, что надоело быть безнадежно влюбленной. Затем, что осточертело быть жертвой обстоятельств. Затем, что…»
— Сима. Ты где сейчас? Нам бы поговорить.
Угу. Медленно, но верно, подбираемся к сути.
— О чем? — спросила она, с огромным интересом разглядывая трещины в побелке на потолке.
— Начнем с главного. Что с тобой произошло?
— Это не главное. Ты ведь зачем-то хотел меня видеть, раз притащился в этот богами забытый край? Не так ли? Говори и можешь отчаливать.