— Тебе нравится иезуитство?
— Оно все же лучше, чем глупость. — Мария потянулась к бутылке. — Выпей, дурачок ты мой!
В полумраке нежно зазвенели бокалы. Раз у них дошло до взаимных оскорблений, дело принимает серьезный оборот, подумала Мария.
— И за что же он обозвал тебя иезуитом? — спросила она, намазывая лицо персиковым соком. — Уж не пронюхал ли о нас с тобой?
— Это единственное, что тебя беспокоит?
— Ваши скандалы на заводе меня не интересуют, — соврала Мария и провела по его лбу сочной мякотью персика. — Одни идиоты способны затевать грызню из-за чужих интересов.
— В том-то и беда, что они не чужие.
— Ха-ха! — с деланной беспечностью засмеялась она.
— Твой Стоил оказался настоящим ослом. — Рука Христо внезапно скользнула вверх по ее бедру, но Мария не дрогнула, и он отстранился. — Занимается всяким вздором и меня хочет втравить.
— Как интересно! — с невинным видом воскликнула Мария.
Христо закурил, и его сигарета беспокойно запульсировала во мраке.
— Судя по всему, он не намерен складывать оружия. Стоил догматик, а догматики народ дотошный, они чтут теорию. А я практик, для меня нет лучшей теории, чем сама жизнь.
— Может, он меня ревнует? — небрежно вставила Мария.
— Возможно. Такие, как он, отличаются верностью и почти всегда озлоблены.
— Да? А почему?
— Потому что за верность обычно платят обманом.
Мария провела рукой по его широкой волосатой груди.
— Стоил человек с причудами, — продолжал Христо, не замечая ее ласки. — Но хуже всего, что своими причудами он и других заморочил. Чтобы добиться своего, ему нужна власть, но тут я загораживаю ему дорогу.
— А ты разве не рвешься к власти?
— Нет! Власть сама идет ко мне в руки. — В темноте блеснули его зубы. — А святош власть презирает.
Мария молчала, пораженная его словами. Она впервые ощутила силу этого человека, поняла ее тайные источники. И впервые так ясно увидела своего мужа обреченным. В самом деле, Стоил — настоящий святоша. Такие люди не способны добиться успеха в жизни. Поначалу их считают чудаками, потом глупцами и в конце концов убирают с дороги, чтобы не мешали. Святым воздают хвалу в лучшем случае посмертно, их ждет разве что скромненькая музейная слава.
Чего хочет Стоил — исправить неисправимое? Довести до совершенства завод, где большинство рабочих — вчерашние крестьяне, которые не умеют обращаться со станками, увиливают от ответственности и копят деньги на дом и машину? Наивный человек! Таким заводом может управлять только циник вроде Христо, который даже в отцовский дом ходит как вор. А здорово он сказал, что власть презирает святош! Стоилу и в голову бы такое не пришло…
Мария откинула простыню и юркнула к Христо.
5
Мария лежала, блаженно расслабившись, и слушала тяжелое дыхание уснувшего Христо. От него шел резкий запах пота и табака. Несмотря на ночную прохладу, этот запах не давал ей покоя, и она уже хотела было перебраться на лавку у противоположной стены, когда в окне появилась луна и обволокла спящий дом воздушно-голубой эмалью. Заиграли красками половики, засверкали лаком рамки и шкафы, обозначились темными пятнами тени — все вокруг обрело очертания и налилось серебристой плотью. В лунном свете, казалось, растворились даже запахи.
Удивленными глазами Мария разглядывала комнату, взгляд ее задержался на Христо. Он лежал, запрокинув голову, разметав руки и ноги. Он был крепко сколочен, но грубоват: толстые икры, мускулистые бедра, широкие ступни, из-за чего походка у него была неуклюжая, мясистые ладони, цепкие, но не ласковые. Должно быть, много ходил босиком и пахал землю, подумала Мария. Грудь у Христо была мощная, шея короткая, толстая. Широкое скуластое лицо, все еще такое непривычное для Марии, в профиль было невыразительным. Отчетливо обрисовывалась нижняя челюсть, тоже коротковатая и резко расширяющаяся к ушам. Бык, подумала Мария, ее вдруг охватило чувство жалости к самой себе. Что с нею стряслось, как могло случиться, что жизнь затащила ее в этот городок, к провинциальному донкихоту да бывшему мужику? Куда ушло то время, когда грезились избранное общество, хорошие манеры, богатство, путешествия, изысканность, даже в таких вот делах… Вместо всего этого — работа, быт да редкая возможность побегать по заграничным барахолкам. А ведь и муж, и Христо самые видные люди в городе, занимают номенклатурные должности (одно название чего стоит!), но, боже мой, какие это видные люди, если они изо дня в день пекутся о хлебе насущном и не в ладах со своей совестью?