Провинциальная принцесса
"Мы можем всё, нас могут все.
В промежутках между этими призывами мы пытались оставаться людьми".
Александр Ширвиндт
Первая весенняя гроза омыла К***, и воздух стал сладостен, и душа смягчилась, и снова захотелось жить. В этот предпраздничный день смену рабочих отпустили после обеда, и мастер завода "Поликор" Тим Барщиков вышел в довольно приличной куртке, которую кто-то бросил в раздевалке, и направился в клуб текстильщиков. Там он подсел к синтезатору, чтобы сыграть вариацию на тему восхитившего его чтения стихотворения Джакомо Леопарди "Дрок". Так с ним нередко случалось, мелодия непонятно почему западала в памяти. Это стихотворение он слушал на репите не меньше часа и наслаждался звучанием "Стерминатор Везево" - "Везувий-убийца", "пуриссимо азурро" -"чистейшая синева". После чего он переключился на итальянские арии Пуччини. Мелодия застряла в гипоталамусе, произошёл kairos - космический момент, выходящий за рамки линейного времени.
Полученный результат удовлетворил мастера, и он записал ноты. Перед вами история оперы, которая из этого вышла.
1
Статус расследования: начато. Мужчина, 46 лет, причина смерти: проникающее ранение в область черепа. Имя: Алексей Стрижало. Причина смерти: отравление некачественным алкоголем. Предполагаемое время смерти: 7 часов вечера, 7 мая. Место убийства: служебное помещение в клубе текстильщиков. Связь с театром: рабочий сцены.
Весна начиналась более чем странно: музыкальным вечером в рабочем клубе, который завершился убийством. Исполнитель Тим Барщиков давал объяснения следователю, как его куртка оказалась у рабочего, который отравился палёным спиртным за кулисами. "Куртку я не считаю признаком элитарности, - пытался втолковать он. - Это, блин, очень сложно - собственность". Как выяснилось, собственность была чужой, и в тот вчера её у Тима забрал хозяин, этот самый Стрижало, с которыми они работали вместе на одном заводе.
Следователя Смирнову интересовал конфликт музыканта с убитым. Тим рассказал, что в клубе ему выделили комнату для занятий музыкой, но его мучила необходимость тесниться в кабинете со своими музыкальными инструментами, тогда как залы стояли свободными, и он решил временно разместить в них барабаны. Сторож сказал, что он не возражает, если Тим разместит инструменты и там, но тут явился Стрижало, который здесь подрабатывал рабочим по зданию, и велел ему выметаться. Этот кадр явно рассчитывал на бутылку коньяку, кто-то сказал, что у Барщикова есть коньяк. Может, и так, но творческий вечер ещё не закончился, и очередь до подарков не дошла.
Смирнова изъяла диск с аудиозаписью. Результаты обыска кабинета Тима Барщикова ничего не дало. "Водки нет. Наркотиков быть не может. Я ценю свою психику", - говорил Тим. Потом он замолчал и на вопросы отвечать отказывался. "У вас полная апатия. Выглядите вы не очень. Вы ведь больны?" - настаивала следователь. - "Да, ковидом, запишите в протокол. Две недели прошло, выздоровел". - "Вы даже не шевельнулись. Барщиков". - "Вы не просили шевелиться". - "Просто сделайте это. Пошевелитесь". - "Зачем? Я не обязан отвечать на ваши просьбы". - "Шевельнитесь на ваших условиях", - настаивала она. Однако Тим так и не изменил позы.
Режиссёр Быстроходов получил известие о смерти рабочего в клубе одним из первых и сразу кинулся на место преступления, но его туда не пустили. Оперативник, карауливший кабинет, спросил, есть ли у него с собой паспорт, который потребуется следователю. После разговора с ним режиссёру стало плохо. Администратор стала звонить в службу скорой помощи, но Тим настоял, чтобы вызвали доктора Борисова, у которого лечился Быстроходов. Доктор и привёз паспорт.
Допрос следователя напомнил Тиму операцию у хирурга: прежде, чем дать наркоз, Смирнова задавала ему странные вопросы. Наконец, Тим смежил веки, и что-то у него отрезали. Самоуважение. Он стал подозреваемым. Кто-то настучал следаку, что Тима задолжал убитому денег и не захотел возвращать. Мог бы? Вполне. Могу, делаю, регулярно практикую.
Тим пытался объяснить, что он чувствует: "Люблю их до слез, не могу просто. Это Джакомо Леопарди. Пуччини - просто невозможно оторваться". А вот убийство Стрижало его не тронуло. "Он напился какой-то дряни". С Тимом следовало разговаривать осторожно, Он напрягся и сгоряча мог задушить рояльной струной. Он сам был, как рояльная струна.
Доктор Борисов похлопал его по плечу: "Забил болт и расслабился".
Но реальность была такова, что, раз захватив, она уже не отпускала. Доктор Борисов увозил Быстроходова на своей машине. "У нас сигнал на тебя из прокуратуры. Я бы хотел на всякий случай подстраховаться и показать тебя психиатру".
Прокурорша Смирнова тогда сказала: "Психические наступают, более-менее адекватные либо тихо молчат, либо замыкаются на своих театрах. Один только Быстроходов устраивает истерику и погром".
Допрос закончился в три утра, и Барщиков попросил разрешения почистить в туалете зубы. Он не расставался с зубной щёткой. Теперь он чистил зубы, готовясь войти в перепонку между мирами и мысленно представляя тёплую погоду. Ему было всё ништяк. А ведь ему только что сказали, что у парня с его курткой разъело желудок и разорвало кишки, такие дела.
Тётка вахтёрща ничего не могла сказать, всё твердила про начальника. У нее все люди были начальники, которых она боялась до смерти. По её свидетельству, рабочий перед убийством выглядел на все сто: сияющие глаза, гордый вид. Тим увидел себя в зеркале лифта: бледный, взъерошенный, с мокрыми волосами и мешками под глазами, колени подкашиваются. Куда ему до Стрижало!
Только за завтраком Тим открыл судок, приготовленный своей Нюшей для вчерашнего обеда. Жена положила ему бутерброд с икрой и красную рыбу. Он не знал, к чему это вело, но потом избавился от намёка на намеки и остановился на двух хребтах, трущихся друг о друга уже четвертый год. Их супружеская годовщина. Он мысленно представил себе Нюшу и признал, что любит её и знает, что в его жизни вряд ли будет кто-то лучше этого человека, но...оставалась ещё вечная его боль, Сашенька. Мысленная фотосессия прервалась: два образа случайно наложились друг на друга, две мысли пересеклись: макро с красной рыбой и судмедэсперт с тем же в желудке убитого.
2
Примерно в это время Марина Гнедич, прима К*** театра, направлялась в ресторан, размышляя о полученной записке. Марина являлась обладательницей тонкой талии и широкого таза, тёмных ресниц и слишком светлых глаз - и всё это вместе с молочно-детской кожей, краснеющей от малейших волнений производило на мужчин колоссальное впечатление. Правда это происходило в далёкие-далёкие времена, когда она была юна, прекрасна и невинна. Впрочем, актриса обладала искусством перевоплощения и могла обмануть кого угодно.