Объяснения Юры складывались в длинную лекцию, отчего мозги Барханова испытали большую нагрузку, он полуверил, полуневерил в эту реальность, и у него возникло такое ощущение, что его сам прочно закрепился в этой схеме.
Марины Гнедич не было никакой возможности избежать, и несмотря на карантин они постоянно пересекались, прима скучала и старалась бывать на людях. Марина сначала называла его Саша, а когда он поправил её, указывая, что его зовут Александр Васильевич, она сняла у него пылинку с лацкана, и теперь Барханов никак не мог избавиться от запаха её одеколона, потому что душилась Марина крепко.
Ещё когда Барханов пробовал ухаживать за ней, его предупредили, что прима горазда на розыгрыши и может любого поклонника превратить в радиоактивное пепелище. Особого повода ей для этого не требовалось. В поисках машины, которая подбросила бы её до центра, она разыгрывала спектакль, изображая подвыпившую даму. Она играла драму, погружаясь в глубину триллера. Однажды Барханов присутствовал при сцене, когда Марина заходила в незнакомый магазин и болтала с продавщицей - это заняло полчаса, не меньше. Ходить с ней по городу доставляло мучение. В центральных магазинах её знали и обслуживать не любили. Когда Марина в кои то веки согласилась на прогулку по парку, Барханов не знал куда деваться, а после того, как актриса устала и опустилась на лавку, спугнув девушку с коляской, он бежал, не в силах выносить её монологи. На любой сцене она являлась единственной героиней.
А вот сценарий "Турандот" следователю так и не удалось прочесть. Как потом ему объяснили, его взяла Марина Олеговна, от которой он перешёл Петру Юрьевичу, а Быстроходов в свою очередь передал его Альберту Михайловичу, и где теперь находился сценарий - неизвестно. Впрочем, доброжелатели любезно советовали "заглянуть" к Ладилину, чиновнику, ведающими делами театра. "Но и у меня сценария нет. Просто искал повод с вами познакомиться", - ответил тот. Ладилин пригласил его в ресторан, но следователь предпочел отказаться, чтобы не встречаться там с Дьяковым. Больше к Ладилину следователь не заглядывал.
Как ни странно, ближе всех Барханов сошёлся с Тимофеем Барщиковым, которому покоя не давала загадочная смерть Лёши Стрижало. Он много передумал за эту неделю и решил, что некто замыслил нападение на него самого. На это накладывалась история с курткой, которую Тим надел по ошибке, торопясь к аблетону. На попытки следователя выяснить, не звонили ли Тиму с предъявой незнакомые люди, тот ничего не мог вспомнить; жизнь воспринималась несколько иначе, когда в аблетоне у тебя готовая рок-опера и мировая слава в проекте.
От Барщикова стало известно, что компьютер Керима Гиралова кто-то вывел из строя сразу после его смерти. Это не позволяло вычислить, кто же являлся его заказчиком, оплатившим сценарий самоубийства. Кто заказал ему эротическое представление по мотивам Турандот. Оставались фрагменты, которые не позволяли ничего определить, и это вызывало у Барханова раздражение.
Не сказать, чтобы главрежу Быстроходову этот новый человек понравился, но следовало признать, что его выводы не лишены смысла. "Хаос в городе - чей-то личный порядок". Не то, чтобы Барханов вёл себя назойливо, просто он всегда занимал выгодную позицию с точки зрения пространственных координат. Достаточно удобно для вмешательства. Это-то и раздражало. "Зачем вы здесь? Почему вы сюда приехали? У нас что нет своих цепных псов?" - спросил следователя Быстроходов, на что он ответил уклончиво: "России нужны не воины, а мастера-миротворцы".
Судя по тому, что театр делал хорошие сборы, Быстроходов оказался неплохим продюсером. "Народу нашему не так-то легко живется, у нас любят поплакать. Значит, надо ставить мелодрамы. Но потребностями местной интеллигенцией не следует пренебрегать, - значит, надо ставить серьезные пьесы. А ещё есть сорт людей, который любят после трудов праведных посмеяться. Для такой публики я ставлю почти исключительно фарсы. В этом и заключается секрет принцессы Турандот - в ней есть все три составляющих".
Следователь слушал его объяснения недоверчиво, и режиссёра осенило. "Вам не нравится театр?" - сразу раскусил он Барханова, и тот честно признался: "Совершенно верно. Словно муравейник: что-то большое и непонятное рядом - суетись, сбивайся в группу, брызгай кислотой". Он впервые в жизни увидел театр со служебного входа: ему требовалось знать сценарий, ориентироваться в настроении актерского состава, знать сроки и стоимость каждого контракта и реально всё это любить. "Но, думаю, я с этим справлюсь. В конце концов, человек привыкает ко всему", - пообещал следователь. "Если освоитесь, я пожму вам руку", - ответил ему главреж. Про себя он решил, что если это и станет возможно, то лет эдак через десять, не менее. Его отнюдь не радовало присутствие следователя в театре, но Ладилина ясно дала указание поработать с ним.
Знающий человек сказал бы, что не так легко попасть в доверие к Быстроходову, но тот при желании был достаточно прост в общении. К несчастью, Барханов не опытом многолетних театральных интриг и помыслить не мог, что главреж преследует свой план,
"Расскажите про актёров. Как среди них затесался тот бродяга?" - попросил он главрежа. "Тим Барщиков, наш композитор. Изображает безмолвного Тимура, свергнутого татарского царя". - "А дама с приятным и проникновенным голосом?" - "Уютный образ, верно? Марина - редкий человек, кому реально идут пушистые длинные светлые волосы. Но у неё роль ледяной принцессы, и вот увидите, на сцене от ее домашности следа не останется".
"Значит, прима. Могла ли она убить?" - дотошно расспрашивал следователь, и режиссёр улыбнулся такой бесхитростности. "Может ли кошатница убить свою кошку? Для неё поклонники - те же домашние животные", - встал он на защиту своей примы. - "Не знаю. Расследовали недавно убийство мужа. Убийца - жена, разумеется. В огороде у нее нашли сорок убитых кошек. Оказалась, страстная кошатница. Возможно, и ваша Марина отличается крайне необычными пристрастиями по части домашних животных". Быстроходов поперхнулся от неожиданности.
Не питая доверия к театральному люду, для одного из них следователь Барханов делал исключение: он чуял в Тиме родственную душу. "Тот толстый парень, что роль просил. Он мог убить?" - вопрошал Бараханов тоном афинского вождя, обращавшегося за разъяснениями к сивилле. Тим смущенно хмыкнул: о театральной жизни у следователя имелись смутные представления. "Это наш герой-любовник, баловень публики. Ему незачем никого убивать, он и так имеет роль в каждой пьесе. Да и в руках он ничего тяжелее ручки не держал. Куда ему?"