Выбрать главу

  Тим Барщиков не имел финансовых проблем, поскольку он тратил только то, что зарабатывал на заводе "Поликор" - а этого хватало на чёрный чай с сахаром и сосисоны на завтрак. Иногда театр выписывал ему премию, которая интересовала Тима куда меньше, нежели его супругу, в ведение которой эти средства поступали. С ними или без, но Барщиковы вписывались в свой ежемесячный бюджет.

  Рассудив, что коли Илона затеяла эту резьбу по древу своего семейного бюджета, засыхающего на корню, то в каком-то другом месте должны выпасть денежные осадки, Тим поискал в окружении Ладилина лицо, которое в последнее время улучшило свое материальное положение. В контекст вписывался Сергей Дьяков со своими сверхдоходами от мифических корпоративов.

  Если и существовала проблема, то она решалась за десять минут. Ровно столько времени прошло после звонка режиссёра Завидову. Декоратор сразу отреагировал на предложение встретиться, не каждый день его приглашал к себе Быстроходов. Гость пришёл с пакетом в руках, захватив с собой коньяка и чёрного чая в пакетиках, но его ждал совершенно неожиданный поворот. Он растерялся и пробормотал: "Прошу считать это частью моего холостяцкого житья, неустроенного быта". В этот момент он смущался Быстроходова, обитавшего в скромном жилье, которое вряд ли устроило бы московского художника. Однако даже в пухлом тёмном пуховике и мощных зимних ботинках он казался меньше режиссёра. "Я бы скорее предположил, что просмотр вебкамов - часть вашей работы", - Быстроходов пришёл ему на помощь. Завидов более не смущался. Первая неловкость прошла, и он улыбался, чувствуя себя отдохнувшим и расслабленным - такое свойство имели многие люди театра, при любых обстоятельствах умевшие избегать неудобств. "И тут вы правы. Я нарочно давал Кериму костюмы домой, чтобы видеть, как он их обыгрывает в ходе сеансов. На сцене я не мог разглядеть всех деталей". Бутылка опустела наполовину прежде, чем они добрались до вопроса, который волновал Быстроходова - а именно, как Завидов вышел на Керима в мире вебкама.

  Началось все полтора года назад, когда Завидов написал одному художнику нетрадиционной ориентации с просьбой подыскать ему что-нибудь выдающееся среди людей, позирующих перед камерой за деньги. Настоящих мастеров среди моделей такого рода насчитывалось немного, но один из них Завидова заинтересовал. Парень жил в Иваново, и Завидов ездил к нему несколько раз, чтобы посмотреть, как он будет выглядеть в сшитых для него костюмах. И тут неожиданно объявился давешний питерский художник и объявил о потрясающей находке. "Было у Керима в улыбке что-то... такое, что я поплыл, да и потом меня еще всю ночь потряхивало", - рассказывал Завидов. Очевидно, этих двух связывало сильное чувство. Кто ещё мог оставить дела и приехать в К*** по первому зову. "Керим являлся великолепной кандидатурой на роль Калафа, но я не рекомендовал его во избежание слухов. Предпочел, чтобы вы сами сделали выбор". Однако Завидов мастерски сориентировал своего протеже на нужный образ. Перед режиссёром он появился ослепительным принцем. Все в театре единодушно решили: он хорош. И только Гнедич сомневалась, а так ли он хорош для неё.

  Когда коньяк кончился, и настало время "Саперави", Быстроходов спросил, а как обстоят дела с парнем из Иваново, получившим отставку. Завидов покачал головой. Через полтора года он даже имени его не мог вспомнить, дав ему кличку юзернейм. Его банковская карта оказалась более памятлива, выдав не только номер счёта, на который Завидов спонсировал вебкамщика, но и его имя с фамилией. А скоро Завидов вспомнил, что юзернейм служил в каком-то клубе учителем танцев. Человек, желавший скрыть имя, не всегда внимателен к мелочам, и скоро Быстроходов уже знал полное имя учителя танцев, а позвонив ему на службу, выяснил, что он больше не преподаёт. Если верить фотографиям танцевальных конкурсов и репетиций, где он позировал со своими учениками-финалистами, юзернейм имел выдающуюся внешность и, как пить дать, рассчитывал на лучшее будущее, нежели ему светило на стезе учителя. Но должен был повод, почему он так внезапно завершил свою педагогическую деятельность, и теперь Быстроходов хотел это выяснить. Режиссёрское чутье подсказывало ему, что танцовщика следовало искать в К***, поэтому Пётр Юрьевич позвонил своим знакомым завклубам, и уже во втором случае он вышел на школу танцев, где недавно приняли на работу молодого человека, изумительно исполняющего кизомбу. Вот только преподаватель не соглашался вести уроки по вечерам. Всё правильно, Быстроходов знал, какая у него халтура.

  Рассказывая эту историю в обществе завклуба на Советской, Быстроходов радовался, как же ему повезло, что он с самого начала наткнулся на эту школу и на парня с кизомбой. Администратору не было дела до чьих-то печалей, она уже решила выпить принесённый коньяк да и выставить гостя за порог. Когда он задал вопрос, она не сразу сообразила, откуда ветер дует. Да, всё верно. Общежитие принадлежит заводу, а как его закрыли, то передали клубу на правах филиала. И тут Быстроходов выдвинул против неё обвинение в полном объёме вроде как это сделал бы прокурор. И тогда завклуба решила гори всё синим пламенем и заговорила - только слушай. Очень к месту пришёлся тот коньячок. Хотя общежитие и приписали к клубу, распоряжалось ими городское начальство, что наводило на мысль о Ладилине. Подсократив её рассказ, Быстроходов получил доказательство, что шашни коворкинга творились с ведома Александра Павловича, о чём все кому надо знали. Точно так же просматривалась и роль Александра Павловича в деле Стрижало: шантаж рабочего сцены являлся чистой воды импровизацией. Не получив коньяка от Тима Барщикова, он был не в силах любоваться на чужой праздник и сделал так, чтобы другим стало интересно. Не стало. Ладилин получил нехилую встряску, а Стрижало не вписался в угол и продолжил существование в изменённом виде и любовался на себя уже с потолка.

  Быстроходов беседовал с вахтершей. "Если у вас есть что-нибудь на душе, сейчас самое время это высказать". Её голос странно изменился. У неё возник соблазн ответить: "Почему бы вам не спросить Ладилина, который там был". Потому что чиновников как раз и не опрашивали. Вежливо-агрессивный голос настаивал, чтобы она вспомнила ещё какие детали, искали козла отпущения. И она рассказала всё, что знала.