Они обнялись на прощание. "Тренируйся, зек, - посоветовал режиссёр. - Когда ты вернешься, Марина будет столь же свежа и молода, так что все эти три года думай исключительно о фигуре. Я не стану держать в труппе дородные телеса".
После его ухода Дьяков принялся отжиматься. И всё, что он умел, было шесть жмаков, да и то от лавки. Будущее перестало казаться ему заманчивым, но и трагичным он его больше не воспринимал. Всё-таки он имел амплуа счастливого героя-любовника. За отжиманием его и застал конвойный, который ничего не сказал по этому поводу. За свою жизнь ему довелось и не такое наблюдать. Этому человеку ни черта не хотелось в мире благоденствии, и он страдал от бессмысленности собственного существования. Деньги кончились, а казалось, они будут вечно.
Быстроходов неловко отряхнулся. Сейчас его никто бы не посчитал обаятельным: с осунувшимся лицом и резкой с возрастом ассиметрией глаз он мало напоминал свои портреты, которые печатали в театральных программах. Возможно, необаятельным его сделала ложь. Он давал себе отчёт, что ни при каких обстоятельствах не вернёт Дьякова в театр, но не мог не обнадёжить своего актёра, которому предстояли долгие месяцы уныния при перспективе встречаться с одними только зеками. Пусть уж лучше он всё это время отжимается.
"Принцессой Турандот" заинтересовался фотограф, известный мастер эротической съемки (он снимал всё - от орхидей до знаменитостей). Шепча бессмысленные проклятия, Быстроходов от встречи отказался и сказал, что до конца года занят. Он становился неврастеником и разговаривал сам с собой. Сколько нужно голов снять, чтобы удовлетворить Турандот? "Это ничего, - утешал его Тим, - главное, что работа вызывает у тебя чувства. Равнодушие - это смерть".
Когда Барщиков через две недели обратился в психдиспансер с просьбой о проведении в его стенах второго спектакля, ему ответили, что пациентов отпустили по домам, а здание "Студёных ключей" купил какой-то богатей, и теперь там идёт ремонт. Тим съездил за город, ворота оказались заперты, на ограде осталось объявление, что записываться на фотосессию можно по контактному телефону. Он позвонил, но ему никто не ответил.
Быстроходов уехал в Москву. Он обивал пороги учреждений и всюду раздавал обещания, не думая, как будет их выполнять. Ему устроили встречу с чиновницей из минкультуры. но дама пять минут послушала провинциального режиссёра, а потом произнесла: "Извините, меня зовут по важнейшему делу" и ушла. О дальнейшей встрече они не условились.
Телефонный звонок раздался неожиданно, но режиссёр ничуть не удивился. Звонил заместитель главы администрации. "Студёные ключи" передал учреждению здравоохранения мэр Сергей Абросимович Зеленин, напомнила она, и глупо рассчитывать, что так останется и после его смерти. Чиновница подтвердила то, что и без неё было известно, что "Студёные ключи" продают, а больных переводят в психоневрологический интернат. "А вам до пенсии сколько?" - "Ещё далеко", - ответил Быстроходов.
В Москве он воспользовался трамваем, который ассоциировался у него с литературным героем Берлиозом, земля ему пухом. В отчаянии и сам Быстроходов готов был кинуться под трамвай.
Тим Барщиков звонил ему, чтобы сообщить о результатах следствия. Дьякова арестовали по подозрению в убийстве доставщика еды, выяснилось его связь и с двумя другими убийствами. Быстроходов этому не верил. Разве Дьяков не нашёл признания как художник, чего ему творить какую-то бешеную дичь?
Выполняя просьбу Барханова, Тим отыскал девушку Свету и узнал, что она лишилась должности пресс-секретаря и вернулась в колл-службу. Она работала на удалёнке и странно выглядела в растянутых шортах, с немытой головой и с бритыми бровями. Она сделала татуаж из хны, но брови ещё не начали отрастать.
Тим безмолвно маячил в проёме входной двери, пока она со вздохом не впустила его. Выражение её лица и прочие признаки вины навели Тима на подозрения. Нет, не Ладилин. Что-то менее очевидное. Ее жизнь представляла для Барщикова белоснежное пятно, и поэтому любая фамилия оттуда могла начать сагу, которая его не интересовала. Он ждал, пока Света сама не начнёт разговор. Действующие лица трагедии оставались невидимыми и неслышимыми совершенно, а появлялись они только после произнесения заклинания "Смерть Керима".
У Светы имелся друг, гуру в компьютерах, который мотался по лофтам на посиделки в креслах-мешках - там вели разговоры не про смысл жизни, а про личную эффективность. А пока этот приятель не спился, Тиму удалось вытянуть у него историю про мужика, который наслал на вебкамщика червя, разрушившего ему компьютер. Такие люди создавали для гуру творческие задания, которые хорошо оплачивались. Имени заказчика гуру и сам не знал. Его профессия? Урбанист, каллиграф, лингвист. Чистильщик. Вот так разве что. Света обещала уговорить друга дать показания.
Всё это Тим Барщиков обсуждал с Бархановым, который оказался упорным парнем и шёл на поправку. "Из вашей рок-оперы вышел настоящий детектив. А поскольку сочинитель ты, то и подозревать в первую очередь следует тебя", - заметил Барханов. Однако Тима никто не подозревал. "У вас нет денег, да и в случае провала вы ничего не приобретёте", - сказали ему в прокуратуре. И равнодушным голосом Тим ответил, что такое можно сказать про любого участника театральной труппы.
Через пять дней температура у Барханова спа́ла, и он вышел в Скайп прямо из больницы. Александр Васильевич выглядел на себя не похожим, но голос определенно принадлежал ему.
"Отыскал племянницу Саши Филипповой, Светлану Пименову, - шепнул полумёртвыми губами больной.- Проживает в Перми. Привет тебе передаёт". И тут Тим вспомнил ещё кое-что, что сначала считал к делам не относящимся. "Вот только счастье моё кто-то украл. Залезли в квартиру и пошарили". - вспомнил некстати он, сам себя ругая, что отвлекает тяжело больного человека. Однако Барханов заинтересовался случаем и спросил, что ещё украли. "Ничего. Сняли пуанты Сашеньки с гвоздя". И пока больной что-то вспоминал, Тим перебирал в памяти, чтобы еще чего сказать, но при плотном графике своей жизни он не мог выделить что-либо, достойное внимания. Он и про кражу пуантов не собирался рассказывать. И когда он уже собирался нажать на кнопку и оборвать связь, Барханов пробормотал чуть слышно: "Значит, отщипнули у тебя кусочек удачи", закашлялся и погасил экран.
Тим Барщиков теребил в руках мобильник с оставшимися ста рублями на счету, ему так хотелось поболтать с неведомой ему девушкой из Перми. При всей безвыходности жизнь была прекрасной.
Как-то под утро Быстроходову приснился сон: он шёл по К*** вокзалу вместе с дочкой семи лет, одетой в прозрачные голубые гольфы и атласное платье - точь-в-точь, как костюм Лиу. В какой-то момент он почувствовал, что не может удержать её руку, малышка отцепилась и потерялась в толпе. Не было ничего важнее отыскать девочку, и он обыскивал все закоулки вокзала, заходя в электричку. Отыскал он её в поезде, но не в том, на котором они ездили по району с гастролями, а в московском. Она сидела, выпрямив спину, в костюме и гриме принцессы Турандот и ждала отправления. На вид ей уже исполнилось лет семнадцать. Быстроходова она не узнала.