Сотрудники театра готовились к встрече со зрителями. Во время эпидемии ковида афиша подсдулась, и ежегодный театральный фестиваль пока не складывался: дальнее зарубежье не выражало готовности двинуться через опасный русский лес с корзинкой своих пирожков. Помощник режиссёра Юра сбился с ног: мало ему проблем с дальним зарубежьем, но и коллеги из ближнего зарубежья тоже заколебались, а труппы из глубинки меняли даты спектаклей.
Как успешный организатор он был включен в число фестивального комитета, но понятия не имел, почему Быстроходову с его офигенским спектаклем не давали выступить. Выступление могло выгореть, но, очевидно, кто-то из участников дал взятку, и его театр в программу включили вместо Быстроходова. Ситуация по российским меркам получалась достаточно специфическая, если не сказать скандальная. Короче - дно.
У главрежа Быстроходова возникло такое чувство, что на фестивалях работают самые злые люди. Билетов в кассе не оказалось, кассы и той не было. Пётр Юрьевич отличался упорством и прошел со служебного входа, его пустила вахтёрша.
Служащие К*** театра смешались с другими участниками фестиваля малых провинциальных театров, половина из которых не приехала из-за эпидемии ковида. Сопоставив отпечатанную программу с реальным положением дел, Быстроходов подал заявку в театросоциум на вакантное место, но его заявку даже не рассматривали, потому что список участников составили ещё годом ранее. К тому времени народный композитор Барщиков ещё не подозревал, что сочинит рок-оперу "Турандот".
Тим сидел на заднем ряду и вживую, в атмосфере зала и в окружении своих - ловил волну. Коллеги из Молдовы привезли попурри из румынских стихов и песен. Кировчанин, железобетонно начитанный, но интонационно слабый, прочёл монолог, и Тиму пришлось подключать всю свою мотивацию, чтобы дослушать его ценный материал до конца. Потом на злобу дня - спектакль про школу, с выстрелами. Тим перестал понимать, почему приволокли это старьё. Сейчас планета привыкала к новым реалиям, которые уже стали частью дьявольского жизненного опыта, отчего недавнее новое воспринималось болезненной эклектикой. Тим Барщиков решил всё же взглянуть со стороны на себя построже, и этим решением он был обязан фестивалю.
На закрытии он заметил высокую худощавую фигуру, ставшей ему знакомой следователья Смирновой, которая живо интересовалась вдовой мэра Зеленина и резко пыталась наладить с ней контакт. У Анджелы Зелениной не имелось причин для симпатии: накануне своей смерти (скоропостижной) мэр принимал следователя у себя в кабинете и выглядел озлобленным и угрюмым. Тогда Смирнова пришла ходатайствовать о своём назначении на место прокурора города К*** взамен умершего Филиппова (скоропостижная смерть), чьи обязанности пока временно исполняла, чем и была ну очень недовольна. Так что так что.
Истинного театрала вестибюль К*** театра привел бы в восторг: в его витринах хватало как театрального антиквариата, так и предметов музейной ценности, и чего стоили одни только рыцарские доспехи XIV-XV века, расставленные по углам, или гобелены на стенах. Мебель из чёрного дерева, обитая зелёным бархатом, вблизи казалась не столь красивой. поскольку являлась театральным реквизитом - наряду с доспехами и гобеленами. Водном из таких царственных кресел и восседала Смирнова, которая послала своих помощников за Тимом Барщиковым.
К тому времени он уже был значительно пьян. "Жаль, что вы пришли. Я ждал, вы умрёте от ковида", - пробормотал он. Однако Смирновой не то что возражать, вставать из уютного кресла и то не пожелала. Приладив на поручне планшет, она что-то писала, и поднявшийся манжет делал видимой татуировку на её правой кисти. Приглашения присаживаться не последовало, и Тим оставался на ногах.
"Вы обратились ко мне. Раньше вы не позволяли себе высказываться. Держали свои мысли при себе", - она отметила прогресс в их отношениях. Носком туфли она перевернула лист бумаги на ковре. Это был текст пьесы. Смирнова наступила каблуком на лист и проткнула дырку. Тим не отрываясь смотрел на её ногу: на правой щиколотке была та же татуировка: треугольник.
Появление режиссёра Быстроходова напоминало спасательный круг, выброшенный утопающему, который перестал сражаться за свою жизнь. "Кому это принадлежит?" - спросила Смирнова. Поскольку Тим не выражал желания отвечать, режиссёр вмешался: "Фрагментированные данные, иными словами, черновик - вот, что это такое. Все элементы данного текста принадлежат автору, то есть Тимофею Барщикову. Элементы, относящиеся к постановке - моя собственность".- "Как вы объясняете, что убитый Стрижало являлся обладателем копии вашей пьесы "Принцесса Турандот"? Он являлся вашим доверенным лицом?" - следователь вела тупо неприятный ежедневный рабочий диалог, и у режиссёра возник страх, что допрос никогда не закончится. - "Предполагаю, Стрижало украл пьесу из шкафчика, который отвели Тиму в клубе текстильщиков. Продолжить?"
Смирнова оставалась в неизменном виде: не улыбнулась, не нахмурилась. "Ошибка, - произнесла она. - Всё это принадлежит следствию. Это вещдок. Если не понравилось, оставьте комментарии - в ходатайстве в прокуратуру". Когда она подняла глаза, Быстроходова перед ней не было, он просто испарился. Она привыкла, что люди исчезают. Она победила.
Тим издал горлом омерзительный звук и сполз на пол. Он откинулся назад, где ничего, кроме пола не было, и от удара о паркет он продвинулся ещё и начал падение. Он словно умер, и жить больше не собирался. Человек, лежавший на полу, представляли бы интерес как для врача, так и для работника юстиции. Однако Смирнова удалилась. и врач оказался первым, Борисов получал контрамарки на все театральные мероприятия. Он с легкостью определил причину состояния Тима: он напился.
Фест закончился скандалом в день закрытия, и в свалке были виноваты свои, а не чужие. Положим, гости оказались милы, а то, что глубоко в вену реальности они не попадали, это субъективный фактор. Они и под кожу не могли проникнуть. А свои были хороши, один рок Барщикова, пропущенный через динамики, очень был хорош. От музыки резиновый осьминог колыхался, ещё бы добавить ударных, и он бы лопнул. Но смотреть, как он колыхается на басах - ещё то было удовольствие. Так что гости не пришли в восторг от резинового осьминога, украшавшего фойе, имели на то моральное право.
Раздражение своих тоже следовало понимать. Когда стало понятно, что к выступлению их не допустят, им не следовало срывать осьминога с люстры и громить убранство в фойе. "У нас человеческий рабочий коллектив", - оправдывались театральные служащие. Они напились и дрались в партере, ломали стулья в вестибюле, набрасывались на людей с жадным азартом насильников. Подпоили капельдинершу, что на это скажешь?