Тим был рад ещё меньше. "Вы опять? К чему это ваше участие? Неужели не нашлось других следователей? Почему из всех потребовалась та, кто ненавидит театр? Я не могу понять, почему вы ненавидите театр? Или это меня?" - И тут только следователь прервала его речь, дав понять, что он близок к истине. "Но какой в этом смысл? Мы же не соприкасаемся?" В присутствии этой холодной женщины не имело смысла нервничать, но Тим не мог совладать с собой. "Послушайте, вы презираете мою слабость. Но эта слабость - часть творческой натуры. Мы играем с жизнью. Своей. Мы должны уступать".
Смирнова выглядела спокойной. Бар "Юность" или служебный кабинет - ей всё равно. Она все равно ненавидела. Это было необъяснимо.
Она изъявила желание поговорить с Барщиковым вот по какой причине: имелась у неё некая мысль, не дававшая ей покоя, и эту идейку она хотела проверить. "Странные я получила сведения, - начала она. - Убитый Стрижало попал на работу в клуб текстильщиков по ходатайству Быстроходова, по крайней мере, так утверждает администратор". Тим Барщиков глядел в сторону: окно бара выходило прямо на улицу с брусчаткой, и он мог одним шагом ступить на подоконник и кинуться вниз, чтобы размозжить себе голову. Вместо этого он изобразил улыбку, все они в театре становились актёрами. "Вас ввели в заблуждение, Елизавета Алексеевна. Стрижало являлся моим одноклассником. Он остался без работы, и я попросил Петра Юрьевича пристроить его на какое-нибудь место". Если до этого момента Тиму было тяжело говорить, то сделав признание, он чувствовал себя свободным. Ощущения решенного конфликта у него не возникло, но он уже ступил в область задушевных признаний. Речь шла о том, чтобы изобразить сцену встречи с Стрижало как можно реалистичней, а на это Тим был мастер. Он описал кафе, где они встретились: оно называлось по-итальянски "Buon Appetito" - в городе не пройти улицы, чтобы не наткнуться на итальянское кафе, которые по сути оставались столовыми с прилавком, дежурными блюдами и выпечкой. Там он сидел в одиночестве, пока к нему не подвалил чувак, чьё имя осталось у него на периферии сознания. Пока тот сам не напомнил о себе. Такой коротышка в кожаной куртке с седыми патлами, вроде как у Поля Ришара. Лёша Стрижало. Теперь Барщиков и сам себе не мог объяснить, с чего это он решил ему помочь.
"Замкнутый цикл. Быстроходов не виноват. Мой школьный пацанчик шёл к успеху своим путем, предпочитая шагать семимильными шагами", - воодушевленно рассуждал Тим Барщиков, пока Смирнова его не остановила, попросив изъясняться проще.
Следователь Смирнова ничего не ответила, она молча переживала оргазм. Попадание было стопроцентным. За такие оргазмические состояния она и любила свою профессию.
5
Главреж взбежал по лестнице, совершив крутой подъем. Его улыбка отражалась во всех зеркалах. У них нашёлся спонсор в лице банка. Однако радость оказалась преждевременной. Глава пресс-службы банка выразила желание прочесть сценарий всего спектакля (в нём про банк не упоминалось). Она прочла и не сказать, чтобы разобралась в театральном деле, что не помешало ей с ходу редактировать. Быстроходов возразил: "А с хрена ли"? Прессек обиделась, запретила использовать название банка в списке спонсоров и позвонила лично мэру города, чтобы сказать, что Быстроходов - говно, а не режиссер. Особенно её взбесил эпизод, где Гнедич появлялась на сцене в купальнике. Глава пресс-службы банка состояла в дружбе с Ладилиным, в отношении женщин он был таким сладким, что его можно намазывать на хлеб вместо варенья, но есть его не стоило, да и вкусовые качества вызывали сомнение.
В общем: придраться к условиям задачи каждый может. А вот решить в данных условиях - только профессионал.
"Кстати, пора нам обновить костюмы", - предложил Быстроходов своему художнику. "Норм!" - ответил Завидов. По замыслу режиссёра, принц Калаф являлся романтиком, одним из последних романтиков эпохи. Быстроходов лично проводил кастинг, претендентам давалась фраза: "Принцесса - как ветер. Ты её ещё не видишь, а она уже дышит тебе в шею". Дьяков эти слова ненавидел. Сам он кастинг не прошел, и его определили на роль папаши Альтоума. Чрезвычайно раздосадованный, он сидел в ресторане и беседовал по душам с неким танцором на круизных лайнерах, который рассказывал крутейшую историю о шоу, в котором снимался. Дьяков его угощал коньяком, а Керим Гиралов повествовал про свою жизнь. "Ну что ж,- говорил Александр Дьяков хриплым голосом,- давай Бог. Давай, давай. Может быть, тут тебя постигнет удача". Так Дьяков и привел в театр своего счастливого соперника. Сам он на жизнь не жаловался, говорил, что подрабатывает на корпоративах.
Калаф оказался худым, словно швабра, зато он прекрасно танцевал. Будучи профессиональным танцором, он кочевал с одного танцевального конкурса на другой, а в период эпидемии выступал на открытии ресторана "Летняя трельяжная веранда", где его и разглядел Дьяков. "И?" - удивился композитор. - "Это всё. Он бесподобен. Мы оденем его в широкие брюки и остроносые туфли. У него будет пиджак на голом теле", - описывал режиссёру художник-декоратор Завидов. "Вроде жиголо?" - уточнял Тим, у которого от Гиралова дёргался глаз.
Керим Гиралов покинул романтическое место в ресторане "Итальяно аморе", где он подрабатывал метрдотелем, внося в общепит дух французского салона в стиле шинуазри. Сейчас он работал с режиссером над ролью Калафа. Альберт Завидов пробовал гламур, блеск, китч, японские шелка, халат веселой расцветки - он создавал социальный фетиш.
Вторым странным приобретением театра стала исполнительница Саша Лейкина, чьи патлы напоминали косы Рапунцели из башенки. Лейкина жаловалась, как трудно трудоустроиться. Из всех объявлений ей попалась единственная вакансия на рабыню с оформлением по ТК. За плечами у неё осталась массовка в Ярославле, она играла и в других труппах, где из неё пытались лепить что-то, но сотрудничества ни с кем не складывается. На собеседовании Быстроходов спросил, как она относится к Лиу. "Свою роль я не считаю признаком элитарности, напротив, я не знаю ни одного, ни одного человека, в котором бы не происходило то, что Лиу переживает", - ответила Саша. У неё не имелось опыта, но она не жаловалась на память и быстро схватывала указания режиссера. "Будем делать из тебя рабыню Лиу", - заключил Быстроходов.
Если Лейкина ещё держалась в минорной теме, но "героическая" линия Калафа не складывалась. Самолюбование перешло от исполнителя Гиралова его герою и становилось свойством персонажа, который приобрёл статус звезды. Гиралов пел песни в блатной, утрированной манере, постоянно встряхивая длинными волосами. Этот выскочка обещал стать сверхпопулярным.