Тут я вдруг вспомнил, как накануне старуха Мариэта сказала мне, что на сегодня назначена была свадьба в Никэ, одном из многочисленных имений г-на де Блиньеля. Жюль, наверное, отправился на эту свадьбу. Что может быть естественнее? Но как же он допустил такую оплошность и оставил двери открытыми? Я возвратился в сени. Шаги мои раздавались по гулким плитам. Несомненно, я сейчас увижу, как маленький г-н де Блиньель, обеспокоенный этими необычными шагами, появится наверху лестницы, с любопытным и испуганным видом. Но Блиньеля нет так же, как нет Жюля. Глубокая тишина царила во всем доме, настолько полная, что я даже испытал неприятное ощущение. Вероятно, такая тишина будет окружать нас после нашей смерти. Все же я начал подниматься по лестнице. Вдруг я расхохотался. Представляю себе рожу, которую скорчит г-н де Блиньель, если я вдруг открою дверь и быстро подлечу к нему, издавая ради потехи пронзительный крик, вроде крика сирены большого красного автомобиля! Мысль об этой выходке забавляла меня, и, поднимаясь по лестнице, я вполголоса воспроизводил звук сирены. Получалось не совсем точно, но вполне достаточно, чтобы сорвать с места маленького г-на де Блиньеля. Выйдет целое нападение на него. У маленького человечка было, вероятно, дурное кровообращение; я часто видал его багровым и задыхающимся. Перепуг мог быть для него роковым. Я представлял себе, как маленький г-н де Блиньель падает навзничь, замахавши в воздухе всеми четырьмя конечностями, или медленно опускается и растягивается на полу, бледный и неподвижный, с застывшею на лице смертельною гримасою картонного паяца, у которого оборвалась приводившая его в движение нитка. При этой мысли я испытал необыкновенную радость, что-то вроде странного удовлетворения, которого я, однако, немножечко стыдился. Что, в самом деле, мог означать этот внезапный приступ жестокости? Неужели я был злым — настолько злым, что мне доставляла удовольствие смерть этого забавного и в общем безобидного человечка? Как я дошел до такого состояния, чтобы испытывать удовольствие от подобных дьявольских картин? Вот до чего довела меня скука. Вот в каких фантазиях я ищу рассеяния. Смерть г-на де Блиньеля — разве это не занятное провинциальное развлечение, говорил я себе, поднявшись на площадку и кладя руку на дверной замок…
Старуха Мариэта вошла в мою комнату не постучавшись, со сбившимся набок чепчиком. Она сообщает мне, что только что нашли г-на де Блиньеля у себя в квартире, убитого, с перерезанным горлом, плавающего в луже крови; затем она покидает меня и как безумная бежит за новостями. Кажется, что настоящая паника охватила весь город. Тетушка дрожит в своей старой коже. Ах, добрые обыватели П. сегодня ночью не будут спать спокойно! Это событие немножко расшевелит их и послужит им на пользу…
Это бравый Жюль, возвратившись из Никэ, где он был на свадьбе, обнаружил тело своего господина. Г-н де Блиньель лежал на паркете в луже крови. На перерезанном горле зияла широкая рана. Положение тела и состояние одежды свидетельствовали, что никакой борьбы не было. Золотые очки продолжали сидеть на носу г-на де Блиньеля; часы лежали в кармане; перстень на пальце оставался нетронутым. В комнате никакой поломанной мебели, даже никакого беспорядка. Все шкафы закрыты; письменный стол не тронут, стулья и кресла на своих местах. Нигде нет никаких изменений, исключая того, что г-н де Блиньель перестал жить. Само по себе это не является большим событием, но в таком маленьком городке, как П., приобретает значительность. Убийство г-на де Блиньеля наделает в нем шуму, ха! ха! Покамест дом погружен в молчание. Тетушка заперлась в своей комнате на тройной запор. Она кладет подле себя старую Ма-риэту. Она умирает со страху, и это сильно забавляет меня. Должно быть, ей все время снится убийца г-на де Блиньеля, и я уверен, что она представляет его себе с большим ружьем и в остроконечной шляпе. Черт возьми! Эта смерть г-на де Блиньеля немножко изменит мнения моей почтенной тетушки насчет «примерности» города П. Послушать ее, в П. живешь как у Христа за пазухой. П. что-то вроде буржуазного рая, в котором ни с кем не может приключиться ничего неприятного. И однако маленький папаша Блиньель, крак! — готов! В каком она теперь страхе, тетушка Шальтрэ, но и обыватели П. не слишком-то спокойны, уверен в этом. Превосходно! Это событие выведет их немного из тупой оцепенелости. Сегодня вечером во всех домах, должно быть, плотно закрываются ставни, проверяются замки, вытаскиваются старые ружья и старые револьверы. Как все это комично и как мало нужно, чтобы нарушить покой целого города! Ведь, в конце концов, смерть какого-нибудь Блиньеля есть ничто, меньше, чем ничто. Он ни для кого не был решительно ничем. Он был марионеткою в образе человека, бесполезною и ненужною, крысою за ковром…
Бедный г-н де Ривельри — вот кому вся эта история не доставит развлечения. Ему придется отложить на время свои занятия дворянскими грамотами и парламентскими актами. Прощай, процесс д'Артэна и Сориньи, живописных фигурок XVII века! Бедный г-н де ла Ривельри, ему придется разбираться в действительных фактах, наводить справки, вести следствие, искать след, идти по этому следу, проявить прозорливость и изобретательность, осмотреть все нужные места, спрашивать, умозаключать… и найти виновного. Сколько хлопот и беспокойства для вас, бедный дорогой г-н де ла Ривельри! Обязанности судебного следователя не для вас, если только это дело не окажется таким простым, таким простым… и если вам еще больше не упростят его.
Сегодня я рано вышел из дому. У П. воскресный вид. На Рыночной площади столпилась кучка женщин, среди которых я различаю ораторствующую Мариэту. Она распространяет о «преступлении» мнения г-жи де Шальтрэ, заявляющей, что причиною его является «зложелательство», а то так просто видит в нем дело «красных» или руку франкмасонов. Дальше, на Большой улице, я встречаюсь с людьми, вид у которых испуганный и озабоченный. Некоторые разговаривают на пороге домов с оживлением, какого я не знал у обывателей П. Черт возьми! Как это любопытно! Вот вся их жизнь внезапно преобразилась от этого удара ножа, как от удара магической палочки. В П. больше не скучают. Говорят, спорят, высказывают предположения. Вот пища для разговоров на значительное время, потому что еще должен иметь место «арест преступника», процесс, приговор. Ведь в такого рода делах преступник всегда бывает обнаружен. Это обязанность г-на де Ривельри. Он должен «совершить все необходимое». Ба! он сделает это, или другие за него сделают.
Продолжая свой путь, я встретился с г-ном де Жернажем и г-ном Реквизада. Испанец выглядит страшно веселым и потирает себе руки от удовольствия. Его маленькие глазки блестят на старой желтой голове. Он объясняет нам, как наносят удар ножом. Ему случалось наносить их немало в карлистский период своей жизни. Он прокалывал сердца, пронзал легкие, рассекал груди, вспарывал животы, резал горла, и он вспоминает об этом, по-видимому, с огромным удовольствием, так же как и о многочисленных совершенных им расстрелах. Г-н Реквизада скромно гордится своими подвигами. Он не выставляет их напоказ и не чванится ими, но когда представляется законный повод обнаружить свою опытность и свою практику, он не уклоняется от этого. А смерть г-на де Блиньеля как раз и служит таким поводом, и г-н Реквизада пользуется им. В этот момент мы шли вдоль высокого забора сада г-жи де Карюэль, и я заметил, что г-н Реквизада с удовольствием смотрел на него. Какую длинную вереницу заложников и пленников можно бы было вытянуть вдоль него и какую отличную мишень представили бы они как для ружья, так и для ножа! А тут вместо этой обильной жертвы и этого аутодафе приходится довольствоваться тощим и чахлым трупом г-на де Блиньеля. Но и он лучше, чем ничего, и почтенный г-н Реквизада как будто впивает его запах своими старыми волосатыми ноздрями. Зато г-н де Жернаж гораздо меньше удовлетворен событием. Преисполненный совершеннейшего равнодушия к себе подобным, он с неудовольствием думает о том, что в мире есть жестокие, честолюбивые, зверские, свирепые души, которые жизнь с ее препятствиями, соперничеством, пресыщением, приманками толкает на преступление. Какая нужда человеческому существу устранять себе подобное существо, когда так просто забыть его? Зачем это необъяснимое убийство, учиненное над столь безобидною личностью, как г-н де Блиньель, зачем это беспричинное и бесполезное убийство, которое нельзя извинить припадком исступления и мотивом которого не служила корысть? Г-н де Жернаж сознается, что он ничего здесь не понимает, но он очень интересуется, не будет ли после смерти г-на де Блиньеля распродажи его имущества. Г-н де Жернаж высмотрел там несколько кресел со старою обивкою. Все это не мешает ему высказывать учтивое сожаление об этом «бедном Блиньеле». Тем временем мы приблизились к дому, где было «совершено преступление». Он возвышался в глубине спокойного сада. Уже один факт, что он заключал в себе мертвого человека, притом человека убитого, на короткое время сообщал ему интерес. Он представлял собою «стены, за которыми произошло что-то», а это так редко случается в П. Дом г-на де Блиньеля был тем более таинственным, что в данный момент в него нельзя было проникнуть: калитка сада была заперта и охранялась двумя жандармами. На крыльце показывалось иногда расстроенное лицо Жюля; его alibi в виде присутствия на свадьбе в Никэ служит ему оправданием только наполовину. Он читал в газетах, что, в силу некоторого профессионального предубеждения, в делах такого рода, как дело г-на де Блиньеля, судебные власти начинают обыкновенно с ареста слуг, а бравый Жюль не имеет никакого желания знакомиться с прелестями камер дома предварительного заключения; этим объясняется его подобострастная угодливость к жандармскому унтер-офицеру, точно этот последний мог бы повредить ему или принести пользу. И вот милейший Жюль привлекает любопытство группы зевак, толпящихся у решетки и оживленно обсуждающих сенсационное происшествие.