— Симпатичный малыш. Сын?
Алена кивнула.
— Как величают?
— Ва… Ванечкой.
— Заложите мне подругу, пани спортсменка. Чем она тут без меня почти два года занималась?
Алена встряхнула пышной гривой и, наконец, обрела дар речи.
— Трудилась. Схоронила бабушку. Чуть не умерла, еле спасли. Потом нашла новую хорошую работу. У ее шефа дома все и произошло.
— Мило. Про умирание поподробнее, пожалуйста.
С ужасом Арина поняла, что сейчас услышит! И попыталась вмешаться.
— Прекратите!
Палец Федора коснулся ее губ.
— Моя девочка молчит. Я слушаю.
Виноградова, вернее Кузнецова посмотрела на подругу.
— Да ладно тебе, Родионова. Ты ж не сифилис подхватила, тьфу, тьфу, тьфу. Чего скрывать то? Она долго не знала про твою смерть, пан покойник. Думала — жив, просто, ну. Сам понимаешь. Жив где-то там, в туманной дали. А тут ей сообщили радостные вести. Девушка бухнулась в обморок и давай к тебе на тот свет намыливаться. Как раз под новый год. Еле-еле откачали. Такие пироги.
Безмерно растерянная Арина зажмурилась и отвернулась. Ее сдали с потрохами. И кто? Несравненная Виноградова. Стараясь не вслушиваться в продолжение отвратительного интервью, она стянула с головы полотенце и стала сушить волосы. Одна рука Федора обнимала ее за талию, другой он опирался о скамью. Арина чувствовала себя связанной и беспомощной. Какое унижение! Вскочить и унестись от мило беседующей пары она не могла ФИЗИЧЕСКИ. Но терпеть, тоже не получалось.
— Прекратите! Прекрати! Ты!
Пальцы сами сжались, Арина стукнула по каменному плечу, раз, другой, по груди.
— Спасибо, Алена.
Федор мило улыбнулся, игнорируя кулачки своей добычи.
— Я должен знать.
— Ты что всерьез обиделась?
Спросила молодая мама? И гневно сдвинула брови.
— За что?
Федор ответил вместо нервничающей девушки.
— Она слегка не в себе. Ей плохо. Вот и ведет себя неадекватно. Не обращайте внимания, Алена. Пройдет, успокоится. Поймет, что не права.
— Я?
Прошипела Арина.
— Я не права?
— Конечно. Алена тебя любит, заботится. Пришла навестить. Мне нужна информация, чтобы я положение дел верно представлял. Нога ногой, а сердце сердцем. Это не прыщик на носу. Нужны лекарства, наблюдение у толкового кардиолога.
Арина ничего не могла слушать. Только фыркала и протестовала. Федор продолжал общаться с предательницей Виноградовой.
— Вы Алена, не обижайтесь. Спасибо, что приходили. Мы сейчас обедать отправимся. А вам она вечером позвонит сама, когда в себя придет. Нога у нее скверная. Только что была болезненная перевязка. Вот адреналин и выделился.
Федор самым спокойным образом встал и попрощался.
— Рад был познакомиться с Васиным наследником. Привет мужу.
Растерянная Виноградова долго смотрела им вслед. А карапузик продолжал себе спать, как ни в чем ни бывало.
* * *Анна Ивановна похромала смотреть телевизор в соседнюю палату. Свой наполовину функционирующий ящик Светлана забрала в неврологию. Чем несказанно обрадовала Родионову и огорчила старушку. Хотя, строго говоря, какая она старушка? Максимум — лет пятьдесят пять. Увы, жизнь сурова к большинству россиянок. Федор явно обрадовался, что никто не подслушает.
— Хорошо, что плацдарм свободен.
Положил Арину на место, сел рядом, обнял, наплевав на протесты. Начал целовать лоб, виски, стиснутые веки, подбородок, шею.
— Рина. Глупенькая. Перестань. Не смей злиться из-за ерунды. Я, конечно, думал, что ты всплакнешь, когда узнаешь о моей… пропаже. А ты? Нехорошая девочка. Всерьез привязалась ко мне? Обидно, что я знаю? Какие у тебя могут быть тайны от меня? Зачем? Это неправильно.
— Да почему же?!
— Я тебе не чужой.
— А какой?!
— Самый-самый. Вот увидишь. Хочешь, докажу?
— Нет!
— Нет?
— Нет!
Он прижался к ее губам, так бережно и ласково, что сам удивился. Руки тоже не бездействовали — нежнейшим образом поглаживали плечи, талию. Арина открыла глаза. Он слегка приподнялся и взгляды встретились. Ее — ошеломленный, полный испуга. И его — янтарный, горячий, ждущий отклика.
— Ну?
Она покачала головой. Федор сел и засмеялся. Весело и бесшабашно.
— Сцена в гестапо. Стойкий молодой партизан на допросе. И циничный злодей, мучающий бедняжку.
Его рука накрыла ладонь Арины. Прикосновение вышло обжигающим и сладким.
— Пароль! Скажи пароль!
— Ни за что.
Теперь уже улыбались оба. Федор встал и вытянул из пакета футболку для себя и легкие полуспортивные черные брюки.
— Как девушка относится к мужскому стриптизу?
Она пожала плечами.
— Тогда не подглядывай.
Расстегнул пару пуговок, посмотрел сверху вниз.
— Наблюдаешь?
— Угу.
И продолжил.
— Ну-ну. Может у меня появится шанс понравиться.
Совершенно плоский бронзовый живот, золотые завитки на груди. Прекрасно развитые мышцы под гладкой кожей. Федор изобразил безотказный трюк атлетов — «биение сердца». Взялся за брючный ремень, подмигнул. Арина закрыла лицо руками.
— Ладно, мисс скромность. Я уже в футболке.
Потом он присел на кровать. И она услышала таки щелчок пряжки, почти бесшумное движение молнии, шорох ткани. Еще один.
— Все. Я полностью одет, целомудренная моя. Больше можно не стесняться.
Пристроил рубашку и брюки на спинку кровати. Разобрал остальные пакеты. Арина увидела много интересного. Положил ей на тумбочку темно-синюю расческу, замечательную зубную щетку, пасту, флакон лосьона, молочко, пачку салфеток, ватные шарики.
— Расческа у меня есть.
— Эта?
— Да.
— Ее место в мусорном ведре.
Он держал щетку для волос двумя пальцами и, кажется, откровенно издевался. Осознав это, Арина вместо протестующих воплей окунула Федора в волну ледяного молчания. Он, тоже ожидавший иной реакции на поддразнивание, не показал вида, что удивлен и продолжил.
— Косметику без тебя я покупать не рискнул. Только бальзам для губ, рижский. Куда запропастился? Ладно, отыщется сам. Обед мы, вероятно, прошляпили?
— Давно.
— Ну и фиг с ним. Творог со сметаной устроит? Что молчишь?
— Да. Только немного.
— Понял. Скомандуешь.
Арина не поверила своим глазам. Он купил несколько пиал, разного размера.
— Вместо тарелок. Сойдет?
Две кружки.
— Мне твой стакан не понравился. Больничная гадость.
Две чайные и две столовые ложки. С сомнением покосился на нее.
— Блин, десертной не было. Эти как на великанов.
— Тебе сгодится?
— Да.
— Мне сойдет чайная.
— Давай стакан и тарелку, отнесу куда положено. Будешь пользоваться всем своим.
— Всем?
Горько усмехнулась она.
— Да.
В его ответе была непонятная ей радость. Она удивилась, но уточнять не стала. Просто смотрела, как мужчина ее мечты, волшебным образом вернувшийся из небытия, готовит творог. Моет изюм, курагу и чернослив. Тщательно все перемешивает в большой пиале, берет две пачки творога.
— Стоп.
Вмешалась она в процесс.
— Это слишком много.
— Девушка, я люблю покушать. И голодом себя морить не собираюсь. Полторы мне.
— Тогда пойдет.
— Готово. Ручки вымоем.
Послушно согласилась. Заодно и лицо ополоснула от пыли. Федор с тазиком и кружкой! Ее таинственный Федор! С полотенцем в руках.
— Держи, малышка.
Блаженство ощущать его заботу пахло горечью. Что с ней будет через день-другой, когда он уедет? Арина запретила себе думать об этом. Он здесь, сейчас. Хочет помочь. Старается изо всех сил. Будет невежливо портить ему настроение. Невежливо и отвратительно. Вполне достаточно недавней вспышки. Все для себя моментально обдумав она решила быть паинькой, насколько это возможно. Чтобы потом, там, далеко — он вспоминал ее без раздражения. Отнимая от лица полотенце, она поймала его взгляд. Господи! Бедные женщины. Летят как бабочки на янтарное пламя, чтобы спалить свои крылышки. И мягко поблагодарила.
— Спасибо.
Что такого особенного прозвучало в ее голосе? Арина и сама не осознала. Федор споткнулся на ровном месте. Его рука, протянутая за полотенцем, застыла.