И?
— Смотреть на тебя что ли, красота заморская?
Завернулась в золотой пеньюар, впервые, между прочим, надела. Туго затянула талию поясом. А дальше? Уселась с томиком Майлсон в руках на кухне. На столе, весьма кстати, обнаружилась недоеденная Андреем булочка с изюмом. Арина достала еще и мед. Заварила чай. Хорошо, что завтра суббота и можно смело выспаться, дрыхнуть хоть до обеда.
Горькие строки стихов и сладкая выпечка. Убийственное сочетание.
Война с собой. Что на кону? Свобода. Глаза любви следят из темноты. Но у судьбы крапленая колода. Она давно решила все. Не ты. И каждая вторая карта — джокер. Не будет честной битвы. Ты разбит. А вместо подписи — холодный длинный прочерк И звон цепей. Предчувствие обид, Житейских ссор, размолвок, разночтений. Глаза любви закрылись. Слез поток Смывает приговор. На этой сцене Сегодня будет пусто. Вот итог. Свободен. Прочь спеши, пока не поздно. И не опомнилась обманщица судьба. Дождь? Вовсе нет. Расстроенные звезды Спешат тебя оплакать. Ерунда!Как это часто случалось с ней, строчки Майлсон странно попали в такт ритму души.
Она размышляла о себе и Федоре. За последние дни успела свыкнуться, успокоиться. А первое время, да. Было худо. Как она жалела себя! Все казалось, что несчастья навалились незаслуженно.
Выходила на улицу, опираясь на дорогую трость, и выглядела на все сто, если верить пристрастной Виноградовой. Собирала комплименты, оказывается легкая хромота, просто прибавила ей пикантности. А новый цвет волос и стрижка выглядели невероятно стильно. Несколько часов назад, Богатырев, схвативший Арину в охапку со словами.
— Почему бы нам не переспать?
Тоже посчитал, что она стала гораздо привлекательнее.
— Поставь, где взял!
Строго потребовала жертва своих глупых предубеждений. И ведь послушался. Не сразу, конечно. Сначала, негодяй, осыпал жаркими поцелуями. И прижал к себе так крепко, что Арина поневоле почувствовала его возбуждение.
— Но мы же взрослые люди. И свободные. Почему нет?
И в самом деле, почему? Не было никакой особой причины вырываться из объятий Андрея. Вот и сиди теперь совершенно одна в пятницу ночью, со стихами Майлсон, умная дура!
Раскрыла книгу наугад еще раз. Что у нас на этой странице?
Вместо ночного нетерпеливого звонка в дверь твою. Вместо уверенных властных объятий, вместо жара двух тел. Я, неровными строчками, разную чушь пою. Этого ты хотела? Этого он хотел? Вместо его пальцев, рисующих знаки любви на узкой спине. Вместо твоей дрожи — ответной, лишающей воли. Тишина и бессонница в три часа, холодная тень на стене. Теперь ты довольна? Теперь он доволен? Вместо его слов, вместо несдержанности, когда страсть похожа на битву. Вместо дикого танца пружин диванных. В финала стон. Чай в одиночестве, на кухне. На скатерть щедро пролитый. Ты ничего не изменишь? А он? * * *Месяц с маленьким хвостиком спустя, как раз перед Новым Годом, будучи в гостях у ненаглядной подруги, взяла и разревелась самым пошлым образом. Пропадаю мол. Пропадаю. Не звонит. И что делать? И как жить?
— Что мне делать? Что?
Перевела дыхание, размазала по багровому распухшему лицу последние слезы. Шумно высморкалась в протянутую подружкой салфетку. Вздохнула. И повторила спокойнее.
— Что делать-то?
Ждала банального бабского сочувствия. Которому цена — копейка. А чего еще она заслужила? Балда истеричная. Съежилась на табурете. Ссутулилась. Ну, вот. Сейчас. Сейчас. Скажет, что время все лечит. И пройдет эта боль потихоньку. Или, еще хуже — примется Федора ругать. Дескать, сволочь редкая, приручил и бросил. Какую именно речь будет противнее всего услышать, Арина еще не решила.
Но Виноградова, вернее давным-давно Кузнецова, славная, искренняя, сильная — никогда не была предсказуемой. И беды подружкины принимала близко к сердцу. Пожалеть на словах? Неискренне? Ванечкина мама это Ванечкина мама. Не пустышка равнодушная. Не притворщица.
Налетела, обняла, прижала к себе, поцеловала и в макушку, и в затылок, и опять в макушку. Погладила по спине. Нехотя выпустила. Заглянула в глаза. Сказала ласково.
— Все пучком, Родионова.
— ?
— Вы слишком разные. Ни фига не получилось бы. Ни за что.
— ?
— Извини, если давлю на мозоль.
Арина дернулась, ответила сухо.
— Переживу.
Внутри что-то натягивалось, натягивалось. Вот-вот лопнет. А тут еще вдруг подруга золотая. Опять схватила. Обняла и забормотала неожиданно.
— Рыжик, ну ты же умница у меня. Рыжулик, маленький, Рыжик… Жалко. Жалко то как.
Захлюпали носами и захныкали обе. Одновременно.
* * *В следующий раз к теме вернулись три дня спустя. Двадцать восьмого декабря. Арина гладила выстиранные детские вещички. Жена хирурга, спортсменка и активистка красила ногти на ногах. Заявила решительно.
— А, в целом, все пучком!
— Ты, правда, так считаешь?
— Конечно. Молода. Практически здорова. Живешь в своей собственной хате.
— Угу.
Несравненную Виноградову понесло. Она возвысила голос, из сочувствующего близкого человека на глазах превращаясь в командира.
— И вот, что. Пора ликвидировать половую безграмотность. А то позор прямо. Есть у Васьки в отделении один хирург. Да. Да. Вот такая я зараза. Обсудила твою проблему с мужем. И не фиг столбенеть и бледнеть от злости. Не фиг.
— Как ты могла? Алена??
Виноградова сбиться с мысли отказалась. Возмущенные вопли проигнорировала.
— Обалденный мужик. Честно говорю. Котяра каких поискать. Но нежный. Не хам. Как раз такой нам и нужен. Для начала.
— Ты с ума спрыгнула, Виноградина!
— Ничего подобного. Мужик разведенный. Он, конечно, не пропадает, честно скажу. И уже, наверняка десять раз пристроился в какую компанию — погулять. Но если Вася его попросит, как следует, то Новый Год с нами будет встречать. Как миленький. А мы тебя принарядим. Глазки подмалюешь маленько. А то без краски ты на моль похожа. Все вместе посидим, почирикаем. Выпьем немножко. То. Се. Пятое — десятое. А дальше — дело ваше. Глянется мужик — не упускай. У него, кстати, серьезно стоит квартирный вопрос на повестке дня. Все жене с дочкой оставил. Топчется, бедняжка, на одной съемной квартире с семьей брата. И это нам только на руку.
— О, Господи. Ты об этом говоришь, как о сделке.
— Приказ — молчать. Слушать внимательно. Делать все как я скажу. Конечно, если мужик понравится. Вася говорит он хороший. Толковый. Не безрукий. Не пьет.
— Что ж его жена бросила, такого потрясающего?
— А он сам ушел. У них там не мама супруги, а стихийное бедствие. Вроде как она его терпеть не могла, обещала, что дочь разведет обязательно. И своего таки добилась.
— Ерунда какая.
— Почем купила — по том и продаю. Посмотрим на мужика поближе! Внимательно так.
Тут Виноградова изобразила пристальный и пронизывающий взгляд Мюллера. Арине стало смешно. Ненаглядная подруга, твердо решившая устроить ее личную жизнь, еще что-то говорила. Размахивала руками. Подшучивала…
Очевидно, стоило хлопнуть дверью и уйти. А на прощание как следует сотрясти прощальным воплем: «Не лезьте в мою жизнь»!!! — стены кузнецовской обители. Так? Вздохнув, Родионова вновь принялась за дело. Маленькие вещички пахли чем-то запредельно сладким, нежным. Порошок стиральный особенный какой? Или ей, сироте заранской все просто примерещилось? Да? Нет? Не знаю.
Какая разница?
Алена ее любит. Это ясно и ежу. Помочь пытается, на свой лад.
Бесцеремонно лезет в душу. Топчется в ней кроссовками.
Воспитывает.
Эх, жизнь моя жестянка!
Обижаться Арина не захотела. Пришлось еще полчаса разную муру слушать. Лекция на тему о брачных обрядах млекопитающих рода хомо сапиенс, грозила оказаться бесконечной. Виноградова разошлась не на шутку.
Но, странное дело, с каждой секундой Арине становилось все легче и легче и легче.
Майлсон была права?