Ныне эти двое и сами почитались подонскими классиками, и хотя постов в правлении писательской организации не занимали, тем не менее по всем мало-мальски существенным проблемам за разрешением обращались именно к ним (ГПК отваживались беспокоить только по из ряда вон выходящим поводам), и их-то мнение и становилось окончательным.
Отдалённость от городской суеты лишь придавала величия этим классикам второго разряда и позволяла жить в гуще народной жизни, среди героев своих книг, опекаемых и благодетельствуемых ими как заботливыми барами. Молва, правда, умалчивала, узнавали ли те самих себя и насколько верным было сходство.
Ещё один классик и лауреат того же уровня Индюков обретался в самом городе. Он прославился четырёхтомной эпопеей из жизни вождя мирового пролетариата, создававшейся на протяжении четырёх десятков лет. Когда он только приступал к своему неподъёмному (для читателя в особенности) труду, семья его едва ли не нищенствовала, перебиваясь на скудное жалованье сельского избача. Однако целеустремлённость и вера в свои силы у будущего эпопеиста были столь могучи, что он пообещал жене в подарок брильянтовое ожерелье из торгсиновского магазина, оценивавшееся в сорок тысяч рублей, – и с выходом второго тома сумел своё обещание выполнить. Впоследствии Индюков стал главным редактором журнала «Подон», где отличился тем, что организовал травлю будущего великого изгнанника. Усердие Индюкова заметили на самом верху, и когда изгнанник, уже находясь за кордоном, издал очередной клеветнический роман о первой мировой войне, Индюкова вызвал главный идеолог и благословил на создание контртруда на ту же тему. Задание исполнилось в рекордно короткие сроки (особенно если учесть объём – 55 печатных листов!), после чего Индюков значился в эскадронной гвардии автором двух эпопей и, соответственно, дважды лауреатом.
Председатель правления Провинцеградской писательской организации Пётр Власович Бледенко, несмотря на пост командира подонского эскадрона, увы, не мог претендовать на равное положение с тремя перечисленными мэтрами. Уж он из кожи вон лез, а всё никак не мог к ним подтянуться. Лауреатства-то он тоже добился – но что то были за премии… Одна ещё куда ни шло: от ВЦСПС, за лучшее произведение о жизни рабочего класса, а всё ж, как ни крути, не государственная; а вторая и вообще вызывала некоторую неловкость: добровольного общества спасения на водах (ОСВОД сокращённо), – за книжку о водолазах. Пётр Власович, вероятно, даже стеснялся столь незвонкого лауреатства, поэтому на красочном плакате, увековечившем личности всех полусотни с лишним бойцов эскадрона, о достижениях командира говорилось несколько уклончиво: «Лауреат премии ВЦСПС и иных премий». Ущемлённость в титулах Бледенко успешно компенсировал рекордной плодовитостью и ежегодно тиражировал всё новые и новые труды в родном издательстве, чем весьма гордился (для мэтров это было не столь существенно: их печатала Москва, а вот Петра Власовича центровые издательства упорно отфутболивали), ну, а в порядке морального удовлетворения ему удалось добиться, чтобы в авиалайнерах, садящихся в Провинцеградском аэропорту, из репродукторов, вещающих о достопримечательностях прекрасной подонской столицы, вслед за именами ГПК, Самокрутова, Калиткина и Индюкова, звучало: «…а также Пётр Власович Бледенко».