7
И второй месяц службы Андрея в Провинциздате прошел тихо-мирно, хотя обе дамы уже вернулись из отпусков. Позже он предположил две тому причины: первая – та, что они чуть-чуть отдохнули друг от дружки, а вторая – то, что их темперамент как-то сдерживался присутствием нового человека.
Рабочий день начинался в восемь тридцать. Почти каждое утро у входа Андрей сталкивался с директором. Он не сразу понял, с какой целью начальство торчит в дверях на манер швейцара. Целей, как выяснилось, было две: выдача ценных указаний рабочему классу в лице грузчиков и попутно контроль за своевременным прибытием на службу подчиненных.
Андрей несколько раз опаздывал на три-пять минут, и директор, сухо поздоровавшись, демонстративно посматривал на часы, а когда Андрей однажды явился аж в без десяти девять, потребовал объяснений.
– Транспорт плохо ходит, – пожаловался Андрей.
– Мой сын тоже в микрорайоне живет, а успевает на работу вовремя.
– Ну, значит, ему больше везет, – высказал гипотезу Андрей, чтобы что-то ответить.
Впоследствии он узнал, что директорскому сыну и впрямь везло больше, поскольку ездил он на собственной машине.
Считая разговор законченным, Андрей направился в свою редакцию, на ходу вяло недоумевая: какая разница, во сколько он пришел на работу, если, во-первых, никто за него ее не сделает, а во-вторых, нет никакой гарантии, что, придя вовремя, он сразу начнет заниматься делом, а не…
Ну да, конечно, пришедшие, судя по всему, в срок коллеги все обретались на своих местах, но, кроме Туляковшина, согнутого над столом и сосредоточенно водящего пером в одной из многочисленных своих тетрадей, никто делом не занимался.
Лошакова, склонившись над зеркальцем, самозабвенно драла щеткой волосы, готовя монументальный начес; Трифотина возбужденно-просительным тоном убеждала кого-то в телефонную трубку:
– Я вас оч-чень, оччень хорошо помню. Я сразу подумала – какая интеллигентная женщина (хотя в слове «какая» ни одного «ч» не было, причмокивающий призвук слышался и в нем). – Пауза. Неонилла Александровна выслушивает невидимую собеседницу с каменеющим лицом, потом восклицает: – Вы умница, но эмоциональная умница. Всего вам доброго. – Яростно грохает трубку на аппарат – и сквозь зубы с ненавистью: – Д-дура! (Чмок.)
Андрей отпускает всем официальное «здравствуйте» и погружается в первую свою плановую рукопись, которую надо сдавать.
Это так называемая поэтическая кассета молодых авторов, и уже заголовок первой из будущих книжиц – «Копны света» – настораживает и отвращает от дальнейшего чтения, напоминая о хрестоматийном: «А почему вы думаете, что мои стихи плохие?» – «Что ж я – других не читал?». Предощущение неотвратимой скуки оправдывается с избытком; Андрей застревает на очередном «трактористы поют, комбайнеры поют, прославляют наш радостный труд» и озадаченно выходит покурить на лестничную площадку.
Получалась какая-то ерунда: прочитанные стихи годились для публикации, ну, в лучшем случае, в стенгазете какого-нибудь захудалого домоуправления, а их требовалось издавать как заявку на новое поэтическое имя. Из пяти авторов кассеты не было ни одного, кто поразил бы необычностью интонации, непосредственностью, живой нервно-стью, не говоря уж о концепции мировидения или хотя бы личностной самобытности. Нет-нет, это было то самое «вдохновение под копирку», о котором устал, наверно, уже писать друг-критик и о нехитрой схеме которого столь же бесхитростно и откровенно год примерно спустя доложит Андрею другой молодой и удачливый стихотворец:
– Все нужное для успеха у меня сложилось как нельзя лучше: во-первых, биография трудовая – помощник комбайнера, потом служба в армии. Во-вторых, темы беспроигрышные: хлеб, военная, любовь к малой родине; ну и в поэтинституте я учился в семинаре у самого Егора Александровича – помогает всегда.
И вот таких «поэтов» должен был теперь плодить Андрей. Зачем? Кому это нужно?
Дочитав стишата, он задал эти вопросы Лошаковой. Та отнеслась к его озабоченности вроде бы сочувственно – да, конечно, уровень слабоват, надо молодым помочь. Каким образом – не понял Андрей. Поработать с ними. Обратиться к наставникам из писательской организации, чтобы они помогли…
«Дались ей эти наставники!» – подумал Андрей.
8
Главной наставницей юных подонских дарований была известная местная поэтесса Ирина Кречетова…
Как со временем определил Андрей, все подонские поэты – «лету-чая конница эскадрона» – мало чем отличались друг от друга, так как выполняли общую боевую задачу, поставленную соответствующим отделом местного апкома. Попадались среди них люди даровитые, были и (большая часть) явные бездари, которые не то что рифмовать, но и связно по-русски двух фраз сплести не могли, – однако объединяло их нечто более существенное, что в конечном счете приводило к нивелированию природных уровней даровитости или ее отсутствия у всех без различия: то, что, с энтузиазмом выполняя поставленную задачу, писали они об одном и том же и одно и то же. Прежде всего и по преимуществу – клялись в любви к родине и ненависти к ее врагам; далее, в зависимости от возраста, шла военная тема либо ее разновидность – тема военного детства; затем отдавалась дань местному патриотизму, то есть воспеванию любимого подонского края, – параллельно с этим, естественно, прославлялся хлеб и хлеборобские руки. Допускалась – у достаточно маститых, точнее тех, кто получил и использовал возможность совершить круиз вокруг Европы или там турне по Индии и Цейлону, – интернациональная вкупе, разумеется, с обличением язв капитала. Ну и еще, пожалуй, нельзя не назвать тему великих строек, которая варьировалась по времени от, к примеру, грандиозных каналов до (самая актуальная в новейший период!) гиганта Котлоатома.