Особенно растрогал Андрея такой эпизод. Семестр заканчивался, ребят досрочно отправляли на практику, пришлось выставить им итоговые оценки, не проверяя последнего задания. Казалось бы, чего им ещё – высокий балл проставлен, рапорта подписаны, ан нет: после обеда явилась в кабинет целая делегация «досрочников», увели Андрея на набережную, усадили на лавочку под окнами экипажа и потребовали, чтобы он всё-таки послушал, как они читают наизусть сонеты Шекспира (в переводе, естественно, Маршака). Целый поэтический концерт устроили под открытым небом…
Конечно, не все ученики Андрея оказались столь восприимчивы к действию поэзии, далеко не все, да и группа на группу не приходилась, попадались и серые, скучные, безразличные, но худо-бедно, в большей или меньшей степени, хоть кое-как, но пронять их стихами в основном удавалось, а вот с прозой складывалось потруднее.
Как-то раз на уроке Андрей отобрал у курсанта Григорьева постороннюю книжку и, мельком взглянув на обложку, заметил: не в том беда, что книжка посторонняя, а в том, что плохая. Григорьев был постарше своих товарищей, уже отслужил армию, считал себя человеком взрослым и самостоятельным. Он возразил Андрею в том плане, что, мол, они вот классику изучают, которая устарела и никому сейчас не нужна, а эта книжка – современная, о молодом рабочем парне, и гораздо интереснее тех, что проходят по программе. Андрей не стал с ним спорить, а пообещал к следующему уроку прочитать её и разобраться вместе со всей группой, кто же прав – он или Григорьев, хороша эта книжка или плоха.
В ту пору Андрей, конечно, не подозревал, что этот простой для него вопрос окажется столь трудноразрешимым десять лет спустя, когда его завертят водовороты сюжета; тогда он ещё не догадывался, сколь необозримы массивы мертворождённых книг, принадлежащих авторам с якобы заслуженными и даже освящёнными лауреатством именами, которых славословят и превозносят, подобно новому наряду короля из хрестоматийной сказки; тогда он и предположить не мог, что именно ему выпадет участь наивного андерсеновского мальчугана, не ведавшего, какое кошмарное нарушение общественных приличий – назвать короля голым… Нет, в то время ему всё было ясней ясного, и если б он не мог отличить хорошую книгу от скверной, то вряд ли бы взялся преподавать литературу.
Мог-то он мог, но многое в его умении шло от вкуса, чутья, интуиции – вещей труднообъяснимых, а то и не объяснимых вовсе. А как показать разницу между настоящей прозой и подделкой курсантам – мальчишкам, далёким от тонкостей изящной словесности, читателям неискушённым? Какой подобрать критерий оценки, внятный и доступный для них?..
Андрей решил плясать от жизненной достоверности. Он предложил своим ученикам совместно поразмыслить, насколько соответствует действительности то, что сообщает о ней автор, некий Анемподист Казорезов, в своей книге «Зацветающий луг», недавно выпущенной Провинциздатом.
История в ней излагалась известная: молодой рабочий парень, бригада, мудрый наставник; парень поначалу ершится и колобродит, работает с ленцой, но под влиянием коллектива перековывается в передовики производства. Наличествовала, естественно, и любовная линия: герой методично проделывал очистительный путь от красивой, но порочной и погрязшей в вещизме к не менее красивой, но идейно целеустремлённой…
Как и любой на скорую руку кропающий кирпичи-романы автор, Анемподист Казорезов тоже не давал себе труда вникать в им самим написанное, поэтому материала, демонстрирующего нелепость и несуразность авторской информации, в книжице нашлось предостаточно.
– Когда мы читаем литературное произведение, – начал Андрей на следующем уроке, – то верим всему, что изображает автор, вместе с его героями попадаем в мир, в котором он их поселил, живём их жизнью. Писатель может выдумывать события, обстоятельства, персонажей, но выдумка его так правдоподобна, что мы относимся к вымышленным героям, как к живым людям. И у читателя не может возникнуть сомнения, что в жизни всё происходило в точности так, как рассказывает об этом автор… Мы, разумеется, сейчас не ведём речи о таких жанрах – фантастике, например, – где условность становится правилом игры, – счёл нужным оговориться Андрей и продолжал: – Стало быть, мы верим писателю и не сомневаемся в том, что он говорит нам правду. А теперь представьте, что вместо того, чтобы добросовестно изучить жизнь, прежде чем поведать нам о ней, автор просто-напросто высосал из пальца всё, о чём нам рассказывает, пудрит, так сказать, мозги доверчивому читателю. Возьмём умышленно нелепый, но наглядный пример: допустим, прочитали вы в какой-нибудь книжке из жизни моряков о танкере, на котором перевозят лес, – поверите вы этому?.. Смешно, да? Конечно, смешно. А вот Григорьев прочитал эту книжку, что я у него в прошлый раз отобрал, – вот она – «Зацветающий луг» называется, автор – наш земляк Анемподист Казорезов. Так вот Григорьев утверждает, что книга хорошая, и, значит, верит всему, что рассказал в ней автор. Так, Григорьев?