Что еще на очереди? Что еще отнимет в наказание у нее жестокая судьба? Жестокая, но справедливая… Ольга теперь стала относиться к этим ударам с каким-то смирением, словно мазохист, растравляющий свои раны. Она не сомневалась, что механизм воздаяния еще только занес над ней карающую десницу, хотя и не знала таких слов, как «карма» и «механизм воздаяния». Да и христианское: «по делам вашим воздастся вам» она не помнила.
Она довела себя такими мыслями уже до того, что становилось страшно подумать о том дне, когда снимут гипс и ей придется переступить порог больницы «скорой помощи».
И вот этот день настал. Ольга потерла онемевшую под гипсом руку, попрощалась с оставшимися в палате женщинами и спустилась вниз по широкой, холодной лестнице. В приемном покое ей выдали джинсы, свитер и кроссовки.
— А где носки? — удивилась Ольга.
— Не знаю, — пожала плечами кастелянша. — В списке вещей есть носки? Нет? Так какие ко мне претензии? Мне что, носки твои грязные нужны?
Ольга молча оделась и пошла к выходу.
— Коренева, — окликнула ее санитарка. — Выписку подождите. Сейчас главврач подпишет…
— Мне она не нужна, — ответила Ольга.
Она толкнула тяжелую дверь и замерла, пораженная. ослепленная сияющим ярким светом. Весь двор больницы был покрыт чистым, не заляпанным грязью снегом. Ярко светило солнце, и снег искрился, словно вспыхивало множество мелких огней.
— Коренева! — снова позвала дежурная санитарка. — Ты что ж, без пальто? Там мороз, между прочим, минус двадцать!
— У меня нет пальто, я так, — Ольга махнула ей рукой, захлопнула за собой дверь и ступила на пушистый белый снег.
Но сияющая чистота была недолговечной. Из-за угла выехала «скорая помощь», въехала на пандус и остановилась перед приемным покоем. Вслед за ней в ворота въехала другая. Едва прикрытая снегом смерзшаяся грязь и ошметки соленого льда полетели из-под колес.
— Все нормально! — усмехнулась Ольга.
Она бодро зашагала к воротам, стрельнула у стоящего там охранника сигаретку и узнала, где ближайшее метро.
Спасибо, научили уму-разуму Оксана с Наташкой. Только Ольга знала про поезда больше, чем они, а потому и уловок могла придумать не в пример больше.
Она совсем закоченела, пока добралась до метро на фиском трамвайчике. Там она умудрилась проскользнуть мимо тетки, воспользовавшись тем, что в утренний час «пик» через турникет проходила толпа народа.
В метро было тепло, и Ольга слегка отогрелась. Она ехала в вагоне наугад, присматриваясь к станциям. Одна ей чем-то понравилась, Ольга не давала себе труда задуматься чем. Она вышла из вагона, поднялась в переход между станциями и остановилась рядом с необычной нищенкой.
Интеллигентного вида пожилая женщина держала табличку с надписью: «Люди, будьте милосердны к братьям нашим меньшим». А рядом с ней в корзинке, устланной мягким матрасиком, сидела ухоженная толстая такса с медалями на ошейнике и табличкой на груди: «Помогите матери-героине. У меня шестеро детей». Щенков при этом почему-то не было рядом, но никто не задавался вопросом, где же они.
В основном люди спешили мимо, но некоторые останавливались, читали таблички, улыбались и подавали милостыню. Женщина подставляла коробочку и с достоинством благодарила.
Ольга поразмыслила немного и решила, что это как раз то, что она искала. Она подошла к собаке, подвинула корзинку в сторону и села на пол около стены, скрестив ноги и вытянув ладошки горсткой.
Женщина покосилась на нее, и тут же с нее слетел весь налет интеллигентности.
— Чего уселся тут, урод?! — зашипела она. — Пошел вон! Это мое место!
— Купленное, что ли? — буркнула Ольга.
— Купленное! — взвизгнула женщина. — Я тебя в милицию сдам!
В этот момент псина забеспокоилась, зачесалась, выпрыгнула из корзинки, отбежала в сторону, натянув поводок… и по-кобелиному задрала заднюю ногу. Обрызгав струйкой колоннаду перехода, «мать-героиня» вернулась на место в корзинку.
— Давай сдавай! — расхохоталась Ольга. — А я твоему кобелю ногу задеру и народу кое-что покажу…
— Тихо, не ори! — зашипела женщина.
— Тогда дай мне картонку и карандаш, — сказала Ольга.
Владелица собаки ткнула ей свою, Ольга перевернула ее и написала: «Я глух, я нем. Я ничего не ем». И повесила себе на шею.