— Ну, Лидка, — вслух сказала Ольга. — Никогда ничего толком не объяснит! Зараза! Она в рейсе сейчас или в простое сидит, не знаешь?
Ксения коротко мотнула головой.
— А ты в курсе, кого она в напарницы вместо меня взяла?
Ксения опять дернула головой и пожевала губами, словно хотела что-то сказать, да не смогла.
— Да, мать! — вспомнила Ольга. — А замуж-то она вышла? Или опять отложили?
— Нет… — выдавила Ксения… — Ты что ж, не знаешь ничего, Оль? Ведь нет больше нашей Лидочки…
— Брось, — не поняла Ольга. — Как это нет? Куда же она подевалась-то?
И тут до нее с опозданием дошел смысл сказанных Ксенией слов. Больше нет… это значит: нет и никогда не будет… Это как с Никитой…
— Как с Никитой? — упавшим голосом, еле слышно сказала она.
Два самых близких и любимых человека оставили ее, ушли туда, откуда не возвращаются… Почему? За что?
И тут же осеклась и сказала себе: знаешь за что… За все…
Корешок не в счет, он еще маленький, он сынок… А ни подруги, ни любимого у нее теперь не будет? Мало этой жестокой, незрячей богине было ее Никиты?! Ей еще и Лидка понадобилась?!
В душе было чудовищное опустошение. После выплаканных слез плакать она больше не могла. Потянула в рот сигарету и тут же выплюнула — такой горькой она показалась.
— Ты давай, мать, по порядку… — глухо велела она. — Видишь, как я от жизни отстала, ничего не знаю…
— Да, — Ксения тяжело вздохнула. — Если по порядку… То вы с Лидочкой как ушли в тот рейс, на Хабаровск, так из него и не вернулись… Лидочка пассажиры нашли утром, перед прибытием, уже на обратном пути… Она в проводницкой сидела, голова на столе, думали, спит… Подняли, а у нее… — Ксения провела рукой поперек горла.
— Как у Никиты… — с ужасом вспомнила Ольга.
— Ну да… — кивнула Ксения. — Лидочка, значит убитая… а тебя и вовсе нет… Что я пережила, Оль, ты и представить не можешь!
— Почему же, могу.
Ольга закрыла ладонями лицо. Перед глазами стояла Лидка, живая, веселая, смеющаяся… Значит, не довелось ей поездить в вагоне СВ? Значит, туда, к себе, в другой мир, она просила Ольгу не торопиться… И там, в этом проводницком раю, она опять одна, без напарницы, как в своем последнем в жизни рейсе?
— Ее в белом платье похоронили, как невесту, — продолжала Ксения. — В фате такой красивой, пышной… А уж Игорек как убивался, бедный… Он ведь запил, Оль. Так запил, что до сих пор выйти не может. Мы уж боимся, как бы и он вслед за ней не пошел… Такой совсем стал никакой, словно ничего не понимает…
— Давно это?… — спросила Ольга.
— Сорок дней справили, — утерла глаза Ксения.
— Да, и Лидка говорила, что сорок… — сама себе сказала Ольга.
— Оль, я Антоше не сказала ведь ничего, — спохватилась Ксения. — У меня прям язык не повернулся. Да и если бы похороны были, я б, конечно, привезла его с матерью попрощаться, а так… Зачем? Правильно, а?
— Правильно, — с облегчением кивнула Ольга. — Не хватало еще пацану зря переживать. Вот же я, живая.
Мишка Збаринов чудно вертел головой и все оглядывался на Ольгу, словно ждал, что она сейчас опять исчезнет. Он уверенно пробирался между оградками, ведя Ольгу самой короткой дорогой — от последней остановки автобуса, вверх по склону горы.
Если 6ы они шли от центральных ворот по аллее, то потратили бы на дорогу около часа, а так надо было только подняться вверх по гребню сквозь заросли дикого кизила и шиповника.
Кусты впивались колючками в руки, но Ольга отводила ветки в стороны, даже не чувствуя боли. Внизу, в овраге блестели мокрые от дождя крыши гаражей, а вдали виднелась другая гора, усеянная пятиэтажками нового микрорайона. Зеленая Горка, та самая, где жил Никита…
— Здесь, — Мишка остановился перед небольшим холмиком, покрытым увядшими цветами.
Ольга подняла глаза и вздрогнула. Прямо на нее смотрела Лидка. Огромная увеличенная фотография в рамке была укреплена несколькими кольями. Цветная, на хорошей бумаге, совсем не кладбищенского качества. Такую разве только на выставке повесить.
Лидка улыбалась и стыдливо прикрывала румяные, раскрасневшиеся щеки пышной белоснежной фатой. Она была так невозможно хороша, как не бывают красивы живые, обычные люди. Казалось, что и взгляд у нее какой-то запредельный, знающий нечто недоступное простым смертным. Казалось, что она худее и одухотвореннее, чем в жизни.
— Когда она успела в фате сняться? — спросила Ольга, разглядывая фото. — Ведь свадьбы не было.
— А это Генка-фотограф, — пояснил Мишка. — Он ее как-то на вокзале щелкнул, вот и нашел кадр. Красивая все-таки была Лидка, да? Хоть и толстая.