- Ты из Арсилы?
- Нет.
- Тогда откуда? Из Танжера или из внутренних районов?
- Нет. Я из Ксар ас-Сагира. Среднюю школу кончил в Танжере, да учеба не пошла дальше.
- Таких, как ты, много. Я предпочел жить между этими городами. Мне довелось жить в Лондоне и в Стокгольме, просидел там даже шесть месяцев в тюрьме. А здесь живу совершенно спокойно. А ты хорошо знаешь Тома?
- Нет. Мы случайно встретились в Танжере.
- Том смелый парень. Мы с ним встречаемся два или три раза в год. Если ты с ним сойдешься поближе, то еще узнаешь, что он за человек.
- Он всегда приезжает сюда, чтобы взять интервью у жителей?
- Интервью? Какие интервью? Ах, тогда все понятно...
Он замолчал и вытащил из кармана джеллабы пачку сигарет. Мы шли по изрытой проселочной дороге, усыпанной белой галькой.
Птицы щебетали вокруг нас: повсюду виднелись невысокие деревца и колючий кустарник, нещадно палило солнце. Юноша взял чемодан у меня из руки, а Том сказал:
- Подожди меня здесь. Может, они будут стесняться тебя.
- А что им меня стесняться? - сказал я.
- Когда они говорят на волнующие темы, как, например, война, они смущаются говорить при посторонних, особенно при марокканцах. А этот юноша среди них свой.
- Как хочешь.
Он бросил мне пачку сигарет. Я перешагнул через небольшое высохшее русло, вокруг которого прыгали кузнечики... Потом прошел немного вперед и прилег в тени под смоковницей. Я провожал их взглядом, а они поднимались все выше в гору, пока совсем не скрылись из виду. На небе - ни облачка. Время от времени пролетит какая-нибудь птица, и ничего не слышно, кроме птичьих голосов. Я наслаждался, лежа в тени, легкими дуновениями восточного ветерка. Не знаю, сколько я проспал под деревом:
меня разбудили голоса над головой. Том сказал:
- Ну как спалось? Наверное, проголодался?
Молодой горец сказал, смеясь:
- А я уж думал, что ты всю смоковницу уже ободрал.
- Да не люблю я эти фиги. Горец немного проводил нас, а потом вернулся и исчез среди домов. Когда мы вышли на шоссе, я присел на обочине, а Том все продолжал стоять, наконец устал и присел на землю. Молодой горец заверил нас, что автобус на Арсилу вот-вот подойдет. Действительно, спустя четверть часа подъехал автобус, из которого вышли несколько босоногих горцев и горянок. Головы детей, словно созревшие фрукты, свешивались за спинами матерей.
Я спросил Тома, когда мы сели в автобус:
- Ну как прошло интервью?
- Замечательно. Все как надо.
- Наверное, многие из этих стариков хвалятся тем, как били "рохос", и старались убить как можно больше.
- Еще как.
- И еще тех детей, которых они убивали и разрубали на куски.
- Да, совершенно точно, все это я записал.
Я поставил чемодан между колен. И начал представлять себе, какие подлинные и вымышленные рассказы таил в себе магнитофон. Ведь эти старые вояки любят приврать и приписать себе чужие подвиги. А приблизительно через десять минут автобус остановился на дороге, ведущей в Ар-силу. Никто не вышел. Передние и задние двери открылись, и в салон вошли королевские жандармы. Я почувствовал, как Том вздрогнул от страха. Жандармы открыли чемодан, который стоял у меня между колен. Никакого магнитофона там не было. Он был битком набит индийской коноплей. Жандарм сказал, надевая мне наручники:
- Капитал наживаешь на продаже наркотиков, а мы должны умирать здесь от жары и зноя.
- Боже мой, я...
- Я и слушать тебя не желаю. Я почувствовал сильный удар кулаком, вывалился из автобуса, и рот мне забило землей.