Соник потрясенно и молча шагал рядом.
— Сейчас цапли пролётные сели, я к ним, — пояснил Фёдор.
— Зачем? — спросил Соник.
— Завтраком кормить! — расхохотался его собеседник, — считать. Я орнитолог.
— А, — обрадовался Соник, — по пяти?
— Ну, умеючи можно и по два десятка. В общем, ничего сложного, навык только нужен. Ну, вот здесь я и сверну. Всего доброго!
— И вам. Удачи и всего доброго. И спасибо огромное. Я бы там сдох до утра.
— Сдохнуть бы не сдохли, — серьезно ответил Фёдор, но умом бы рехнулись. Нельзя живому человеку ночью на кладбище.
— Да уж, — согласился Соник.
Орнитолог на прощание поднял правую руку, согнутую в локте. Соник повторил жест.
— Извините, — сказал вдруг птицевед, — а кто вы по профессии?
— Художник, — ответил Соник.
— Я так и подумал. Ну, удачи вам! Творческих успехов.
— И вам удачи. И — спасибо еще раз.
Через двадцать минут Соник вошел в дом: на Восьмом удалось тормознуть машину, и оказалось, что по пути — мужик ехал рыбачить на лиман.
— Привет, — сказал Соник своему отражению в зеркале, — а я вот тут за папиросками сбегал. А ты чем занимался?
И через минуту рухнул спать — не раздевшись, не приняв душ, не покурив ни лебеды, ни даже обычной сигареты.
Проснулся в обед: помят, ленив и разбит. Болели все 207 сантиметров туловища, саднили ладони рук-оглобель, ныли синяки на ходулях-ногах. Не возьмут в НБА, ой не возьмут.
— Вставай, ленивая скотина, ты обещал ретабло. Выбирай. Или ретабло, или в табло. Встаю. Выбрал. Уже встаю. Не видишь? Уже встал. Иди корми лошадь и собак, а потом сразу за ретабло. Тебе еще сюжет придумывать, композицию, кофе пить, курить и всё такое. Чего там придумывать, всё уже придумано. Да ну ты брось, когда успел? Да тогда и успел. Ну-ка, расскажи. А чего рассказывать: семь на пять метров. Святой Франциск считает цапель.
— Не кормит? Точно?
— Да точно. Считает.