— Да, — она потерла коленку и выпрямилась. — Я не была бы, если…
Она оглянулась туда, где я стоял, и ее брови сошлись на переносице.
— Ты не была бы, если что? — Учитель поправил свои очки и посмотрел прямо туда, где стоял я невидимый.
— Ничего. — Эмма коснулась головы, ее лицо внезапно слишком побледнело. — Думаю, я ударилась головой или что-то в этом роде.
Толпа поглотила ее, забирая от меня. На расстоянии начала вопить сирена пожарной машины. Истон нахмурился и открыл рот, чтобы обругать меня, но слова застряли. Он схватился за косу.
— Он знает, — наконец выдохнул он.
Я уже мог чувствовать напряжение Бальтазара как огонь, проедающий свой путь через меня, клетку клеткой, отвергая требование мертвых, которых я проигнорировал, чтобы спасти Эмму.
Два удара против меня за считанные минуты. Я был так взвинчен.
Истон признал требование и без слов исчез.
Я подержался немного дольше и поплыл к толпе. Пожарник, несущий медицинскую сумку, привел Эмму к скамейке во внутреннем дворе и проверил ее основные показатели жизнедеятельности, в то время как она осторожно изучала толпу. Она вытащила несколько травинок из волос и отряхнула синий свитер, ее руки тряслись.
Я касался ее.
Она видела меня. Разговаривала со мной.
Но она не помнила. Я должен был быть благодарен за это. Если она когда-нибудь вспомнила бы, кем я действительно был, что я ей сделал, что я сделал с нами… Она возненавидела бы меня.
Я обхватил колени руками не в силах отвести от нее взгляд. Мой мир стремительно вертелся. И причина была не в аде, который мне устроит Бальтазар. И даже не в энергии, которую я потратил, дотронувшись до нее. Это было от осознания того, что все только что изменилось; что я не выдержу вечности, не повторив этого. Зов Бальтазара превратился в шипы в моем черепе, блокируя мои мысли.
Я бы отдал все, чтобы провести еще одно мгновение с ней. Чтобы дать ей знать, что я был рядом. Что я всегда буду рядом. Однако я выкинул это из головы. Как всегда, я принадлежал смерти.
Глава 4
Финн
Межграничье. Я не мог заставить себя сделать еще один шаг ближе. Я провел слишком много времени, избегая этого места. Избегая воспоминаний об Элисон и о том, как сильно я ее хотел. Избегая того, как то желание ослепило меня и привело наши отношения к таким последствиям и на что это все обрекло нас обоих. Выбирать, отправлять ли души за ворота, было легче, чем сталкиваться с воспоминаниями, скрывающимися за каждой тенью внутри. Бальтазар дал понять, что у меня было множество других напоминаний и без того. Но, конечно же, это было мое наказание. Каждая жатва была связана с чем-то, что я сделал, и что я ненавидел это. Только Бог знал, как долго он собирался продолжать это. После сегодняшнего дня… У меня было чувство, будто это никогда не закончится.
Привратник в сером плаще с капюшоном приподнял бровь и спросил меня.
— Ты идешь или нет?
Я кивнул и ступил через ворота, оглядываясь на застывший горизонт. Не день, не ночь, не свет и не тьма. Лишь туманный покров, цвета угля, который я не мог ощутить на лице, и букет звезд, граничащих со стеклянным полом под моими ногами. Качающаяся масса серебряной пшеницы, которая всегда располагалась вдалеке, исходящая конусом во вращающиеся горы, где ее поглощали тени. Там не было ни одной плакучей ивы, небоскреба, кораблекрушения, или двухэтажного автобуса, но их темные тени блуждали по бесцветной местности, словно призраки давно забытой земли.
Где-то вдали, поток волн омывал берег, который мне никогда не удавалось найти. Прежде, когда она однажды была лишь моей Элисон, мы с Эммой искали его часами. Даже после того, как я был вызван на жатву, Элисон преодолела бесчисленное количество миль пустоты, в поисках призрака моря, которого не существовало. Позже, я нашел ее лежащую на стеклянном полу, пристально всматривающуюся в длинную тень в виде спирали, которая колыхалась от отдаленных криков.
— Я не могу вспомнить, что это, — прошептала она, кажущаяся столь маленькой и потерянной. — Я должна знать, что это, да?
— Это американские горки, — сказал я ей, — или их тень, так или иначе.
Она лишь кивнула, тихое возбуждение кружилось в глубине ее глаз цвета голубого океана.
— А я…
Я встал на колени возле нее и смахнул белокурые волосы с ее шеи.
— Ты — Элисон, — сказал я. — Ты — моя Элисон.
Я сморгнул воспоминание, когда толпа собирающихся жнецов стала слишком громкой, чтобы игнорировать ее. Нервная энергия проскакивала сквозь толпу, словно искры… возникающие, когда жнецы из Рая, Межграничья и Ада собирались в одном месте. Я мог ощутить те искры в моей груди, вонзающие страх в мои дрожащие конечности. Нас не вызывали на собрание подобное этому так уж часто, и не нужно было быть гением, чтобы понять, что это собрание было посвящено мне.