— Вы меня видели?
— Разумеется. Прошу вас, будьте осторожны, неизвестно, кого мы еще можем повстречать.
— Хорошо, Казимир, — мгновенно согласилась она. — Считайте, что мы договорились. Скажите, а вас ведь раньше близкие друзья называли не по имени, верно?
— Что вы имеете в виду?
— Тот человек, который посоветовал обратиться к вам за помощью, называл вас Локис.
— Интересно. — В глазах Казимира мелькнули веселые огоньки. — Выходит, мы с ним действительно были хорошо знакомы. Найдется не больше десятка людей, которые знают наше родовое имя. Видите ли, Эльза, Локис — это не кличка и не псевдоним, это как бы второе имя. Таков обычай, очень древний, идущий еще с дохристианских времен. В нашей семье он сохранился вопреки всему.
— Уж не из того ли вы рода, который описал в свое время Мериме? — улыбнулась Эльза.
— Нет, не думаю. Мериме написал сказку. Но Локис — это действительно медведь. Причем очень непростой. Присаживайтесь к столу, обед готов.
— Можно я тоже буду называть вас Локисом?
— Что ж, — согласился он, — если вам так будет удобнее…
Когда Вовчик выходил из старого запущенного дома, он споткнулся, — приклад автомата едва коснулся головы. Но испуг был силен, он рухнул на траву и на мгновение потерял сознание. Через секунду кто-то еще скользнул в дом вслед за призраком в камуфляже. Вопила Янка. Но у Вовчика даже и мысли не мелькнуло броситься ей на помощь. Он вскочил на ноги и бросился бежать. Остановился тогда, когда дыхание стало вырываться из груди тяжкими хрипами, а перед глазами поплыли разноцветные круги. Со всех сторон его обступили огромные деревья, в полумраке что-то поблескивало. То ли чьи-то глаза, то ли огоньки. Обессиленный Вовчик сел, прислонился к стволу сосны и закрыл глаза. Он готов был умереть. Сил бежать или ползти у него не было.
…Разбудила его утренняя прохлада. Было еще довольно темно. Мрачные деревья шелестели кронами высоко над головой. Рядом с ним что-то шуршало. Страх снова мерзким холодком наполнил желудок. Вовчик вскочил, скрючившись, посидел, затем поднялся и побрел на непослушных подкашивающихся ногах дальше. Куда идти — ему было абсолютно все равно. Он не знал, где находится, не представлял, куда пойдет и что с ним будет дальше. Голод и страх гнали вперед. Когда солнце поднялось достаточно высоко, впереди между деревьев показался просвет. Вскоре Вовчик выбрался на обширную поляну. За ней поблескивала на солнце река. На берегу виднелись какие-то строения.
Вовчик подошел поближе и понял, что там есть люди. Ветер принес аппетитный запах жареного мяса и дымок костра. Он ускорил шаг и вскоре уже смог рассмотреть несколько человеческих фигур на берегу у небольшого костра. Вовчик схоронился за кустами, некоторое время наблюдал за людьми. Их было четверо. Все одетые в какие-то несусветные лохмотья и явно одичавшие, они с аппетитом поедали жареное мясо. От голода у Вовчика подвело живот, начала кружиться голова и стало откровенно подташнивать. Не выдержав пытки голодом, он встал и направился к людям.
Приближающегося Вовчика первым заметил мужчина, сидящий на корточках у костра.
— Во блин! Ты кто, пацан?
— Вовчик, — с готовностью ответил Вовчик. — Я заблудился.
— Прикольно, в Зоне — и заблудился! Да тут же всюду указатели висят! — захохотал самый молодой из мужиков. — Откуда ты такой взялся?
Вовчик стоял перед хохочущими мужиками и не знал, как себя вести. В своей стае он пусть и не был вожаком, но занимал не последнее место, а тут сразу же стал никем. Его могли избить, унизить, даже убить, но голод туманил мозг.
— Мне бы поесть немного, я только чуть-чуть, — взмолился он.
— А мы типа жрать не хотим? Иди воруй, помойки оттаяли! — откликнулся молодой.
— Фильтруй базар, Клоп. Дай малому пожрать. А то сам лопнешь, — вмешался мужчина постарше.
— Да ладно, Серый, я же шуткую, — проворчал Клоп и швырнул Вовчику под ноги кусок мяса. — Жри, малой.
Вовчик жадно схватил кусок, не отряхнув прилипших на него соринок, давясь, укусил. Мясо было жестким, немного подгоревшим, местами совсем сырым, но Вовчик не замечал ничего. «Как клево, что я повстречал добрых мужиков! Теперь ничего не страшно!» — подумал он, облизывая грязные пальцы.
— Давай бухти, малой. Откуда сбежал? — спросил Серый, когда Вовчик облизал пальцы.
Вовчик понял, что шутки кончились, и поведал мужикам свою историю… Умолчав при этом о том, что случилось с Янкой…
Голова горела, словно ее засунули в огонь. Но стоило Гвоздю пошевелиться, боль ударила в позвоночник. Очень осторожно он дополз до стены и сел. Темнело. Где-то рядом поскрипывала дверь. В доме, судя по всему, никого не было. Последнее, что он помнил, — мягкое тело девчонки, которая судорожно билась под ним. Затем вместе с болью в затылке на него обрушилась темнота… Как же он так оплошал, ведь бил прикладом наверняка! Выходит, промазал. Автомат? Вон он — тускло поблескивает в углу. Гвоздь на четвереньках подполз к оружию. Магазин на месте, патроны на месте. Снял с предохранителя, убедился, что патрон в патроннике. Значит, автомат не тронули. Странно… Пацан по идее должен был забрать «калаш». Почему же не забрал? В доме оружия не было. Гвоздь не мог ошибиться. Девка была, а стволов не было точно. От боли тошнило. Гвоздь примкнул магазин, опираясь на стену, вышел из дома. Солнце давно опустилось за кромку леса. Постоял на крыльце, вернулся в дом. В полумраке осмотрел поклажу сбежавшей парочки. Консервы! Свежий хлеб! Сыр! И даже — бутылка настоящей водки! Здорово! Сегодня будет пир! Не удержавшись, откупорил бутылку, жадно припал к горлышку. Опорожнил ее почти до половины, разломал хлеб, долго нюхал, наслаждаясь почти забытым запахом. Туземцы почти не пекли настоящий хлеб — чаще ржаные лепешки, а этот был то, что надо, с кисловатым дрожжевым запахом, черный, необыкновенно вкусный. Достал из ножен штык-нож, вскрыл банку рыбных консервов, незаметно для себя съел ее всю сразу, затем куском хлеба вымакал досуха томатный соус — и снова припал к бутылке. Допил водку, привалился к стене. В голове приятно шумело. Опьянение было совсем другим, чем от местной самогонки, которую иногда удавалось добыть у аборигенов. Гвоздю давно не было так хорошо. Внутри стало тепло, никуда не хотелось идти. Гвоздь подоткнул под голову сумку сбежавшей парочки, улегся поудобнее и уснул.