А ведь Рая не настаивала, даже не намекала, наверняка понимая, что не ровня, совсем, так сказать, из другой оперы, других взглядов и нравов, а вот женился! Чем вызвал легкое недоумение и ее самой, и ее родни, не говоря уж о Родионовых знакомых и родственниках, испытующе всматривающихся в невесту и незаметно опускавших взгляд в область ее живота. Но причиной свадьбы была вовсе не беременность, Мячик родился много, много позже, когда они уже почти смирились с предполагаемой бесплодностью. Эх, как же права была мама, до последнего сопротивлявшаяся их браку!
«Вернусь – первым делом уйду от нее!» – с отчаянной решимостью подумал Родион, но почти сразу устыдился своих мыслей.
Вновь взглянув вниз, на сгорбленную беспомощную жену, он отчетливо понял – не уйдет. Не потому, что жаль Раю, нет. Уйти – значит развестись, а развод – это всегда проблемы, это суд, потому что у них девятилетний сын, это поиски жилья, это новая жизнь, а нужна ли ему новая жизнь, сказать твердо Родион не мог. По крайней мере, сейчас. Да и потом – жили они с Раей мирно, нормально жили, не хуже других, а в чем-то и лучше. Ругались, не без этого, но отпуск – всегда вместе, а сына любили одинаково сильно, да и матерью жена была замечательной. Как он людям объяснит развод, что скажет Мячику?
Словно угадав, что Родион о нем думает, из своей комнаты вышел взъерошенный, в майке и трусах Мячик – видно, уже собрался спать. Сын подошел к лежащему на полу отцу, постоял немного, глядя на замершее тело, а потом поднял вверх свои прозрачные, в черных, густых как у девчонки, ресницах и, уставившись прямо на невидимого Родиона, спросил:
– Мама, а папа умер, да?
Родион в ужасе спрятался на антресолях, не заметив как просочился сквозь перегородки, и наблюдал оттуда. Ему показалось, что Мячик его видел и это почему-то напугало.
– Нет, что ты, Мячик, – обняла сына Рая, мгновенно беря себя в руки. В ситуациях, когда дело касалось благополучия и комфорта Мячика, она умела становиться собранной, сосредоточенной, даже деловой.
– Принеси мне телефон, сынок, – командовала Рая, – нужно вызвать скорую, папа плохо себя чувствует, ему нужна помощь. А еще давай позвоним бабушке, она посидит с тобой, пока папу будут осматривать врачи.
«Нет! – заметался по тесным антресолям Родион, что-то задевая и роняя, – Еще этого не хватало!». Родины родители жили в соседнем подъезде, и, конечно, именно его маму, Мячикову бабушку, намеревалась вызвать на подмогу жена.
– А можно я тоже буду осматривать? – спросил сын, в последнее время мечтающий стать хирургом. – А его будут оперировать? Или только слушать? А укол ставить будут?
– Ну что ты, Мячик! – жена погладила Мячиковы мягкие, пшеничного цвета, вихры. – Зачем его оперировать? Папа же не ранен.
– Там кто-то есть, – вдруг спокойно сказал сын, показывая на потолок, – слышишь, мама?
Родион замер, скрючившись среди старых пыльных вещей, чьи очертания едва проступали в темноте закрытого пространства.
«Зачем она оставила эти антресоли?» – закипало возмущение. – «Такой шкаф отгрохала, за каким чертом нужны эти полки?»
И действительно, в недавно отремонтированной квартире все сверкало и радовало глаз новизной, старая обстановка была безжалостно изгнана, и на квадратных метрах серийной многоэтажки вдруг оказалось свободное место. Чтобы вместить то, что раньше хранилось в многочисленных шкафах, шифоньерах и комодах, Рая сделала на заказ знатный шкаф-купе, для которого специально была снесена стена между коридором и комнатой, и в образовавшееся пространство, напоминающее модные теперь студии, не без вкуса и весьма гармонично вписался новый предмет мебели.
Для чего с таким огромным шкафом – точно купе, хоть полку вешай и столик ставь! – Рая сохранила древние, еще с первого ремонта, антресоли под потолком, Родя не понимал. Места в шкафу было предостаточно, но Рая, отрезав привычное «Много ты понимаешь!», наклеила на антресольные дверцы остатки обоев, покрывавших коридорные стены – задекорировала, и убрала туда Родины сокровища, перевезенные им из родительской квартиры: советский проигрыватель виниловых пластинок «Электроника-стерео» с треснувшей прозрачной крышкой; сами пластинки, по большей части поцарапанные и заигранные; фотографии Родионовых школьных лет; и альбомы времен художки, брошенной через полгода обучения по причине бесконечного штрихования простым карандашом теней и полутеней вместо рисования шикарных авто и женщин, которое и хотел освоить Родя, поступив в районную школу искусств.