- Отпусти мальчика! - выкрикнул король, обнажая меч...
Я закрыл глаза, чтобы не видеть. Не люблю, когда проливают кровь. Замок вновь содрогнулся, отвечая на убийство нового хозяина. Таррен схватился за горло, кулаки Ильвэ сжались, как бы пережимая артерию короля, и, хрипя, огромный мужчина свалился к ногам мальчика. Даже самый великий воин ничто против волшебника...
- Ну же... Даар, - позвал Аравир. - Поднимайся, тварь!
Он пнул проводника, и мужчина застонал, открывая глаза. Аравир довольно улыбнулся. Подчиняясь плавному движению мальчишеской руки, тело Даара впечатало в стену. Посыпалась мраморная крошка. По стоявшим веками стенам поползли змеями трещины. Замок застонал, глаза Даара вылезли из орбит, мой проводник начал хрипеть, подсознательно пытаясь сбросить чужую силу. Как жаль, что ты не пришел ко мне раньше. Как жаль, что я вновь не могу помочь... ничем не могу помочь.
Аравир зашептал слова заклинания. Волшебник силён... хотя клонится солнце его жизни к закату, а тело то и дело отказывает, но сила его ошеломляющая. Даже больше моей. Однако ему нужны мое бессмертие, моя вечная молодость, мой мир.
Стены протяжно застонали, начали двигаться, подчиняясь неслышному приказу. Трещина за спиной Даара углубилась и втянула в себя проводника...
Даар упал в коридор, рассыпая вокруг осколки разбитого спиной зеркала. Аравир нетерпеливо вошёл через трещину вслед за ним, показал на мою дверь и выкрикнул приказ:
- Открой!
Я думал, что проводник подчинится. Даар всегда был таким трусливым и слабым, но его ответ ошеломил и меня:
- Обойдёшься.
Аравир больше не смеялся. Волшебник подошел к проводнику, схватил его за горло, и, сжав пальцы, тихо спросил:
- Ты такой... грязный. Так многих убил только ради того, чтобы жить, а теперь отказываешь? Геройствуешь? Хочешь умереть? Открой дверь, и будешь жить дальше. Подчиняться, но жить! Или убивать за гроши интереснее? Или тебя, как вора, вздёрнуть на виселице? После знакомства с дыбой? А, дружок?
- Там... за дверью...
- Что? - почти мягко улыбнулся волшебник. - Власть? Сила? Тебе же всё равно, кому служить... абы пожрать, поспать и выжить.
- Там... чистота... которую не могу предать...
Этого не ожидал ни я, ни волшебник. Руки мальчишки дрогнули, по щекам пробежали спазмы, и на миг на Даара глянул чистый, немного грустный взгляд Ильвэ. А ведь они действительно похожи... наемный убийца и чистый ребенок, не помнящий прошлого...
- Скоро передумаешь... - вновь вернулся в тело Слышащего Аравир.
Крик Даара пронзил душу раскалённой стрелой. И в этом миг я вдруг понял, что смогу вынести всё, что угодно, но не мучения проводника. Я... сам открыл дверь.
Боль и близость смерти сложили воедино все куски моего жизненного пути. Раньше я жил, как жил. От шага до шага. Не думая о прошлом, не размышляя о будущем. Доживал до следующего дня, забывая предыдущий, легко оставлял за спиной людей, даже если эти люди умирали. Никогда не любил, никогда не считал нужным кому-то помогать, никогда не страдал ни верностью, ни отвагой.
Как слабый яд. Выпьешь по капле в день, и ничего тебе не станет. А хватанешь целую чашу... перед ликом смерти я сам не заметил, как хватанул чашу. До дна. И понял, насколько жалкой была моя жизнь. Я думал о Шраме, убийце, который по-своему меня любил. Думал о своих людях, которых изволил предать. Думал... о чистой, сильной душе, что все эти годы ждала за дверью. Будто себя собирал по кусочкам, впервые с того дня, как умерли родители. Будто жил в темноте и вдруг увидел свет, много света, озарившего каждый уголок моей чёрной души... каким мог бы стать, каким стал на самом деле. И контраст был слишком уж впечатляющим. И я был жалким...
Открыть дверь? Ещё раз предать? Ради ещё одного куска уродливого рисунка на ленте жизни? Ещё одного глотка яда? Боги, даже я на такое не способен.
Если бы мог, убил бы Слышащего. Я знал, что смерть была бы для Ильвэ подарком. Но волшебник, получивший полную власть над телом мальчика, чувствовал мою ненависть. Не подпускал близко, взгляда не отводил, насмехался и вновь награждал всё более усиливающейся болью.
Я горел в огне и молил о смерти... с трудом сжал пальцы на рукояти спрятанного в сапоге кинжала. Я готов был всадить острие себе в сердце, видят боги, я бы это сделал... но... боль внезапно отхлынула. На хищном лице мальчика появилась такая шальная радость, что я решил подождать. Таким людям, как он, лучше не давать повода для радости.
Воспользовавшись передышкой, я выхватил из ножен кинжал и собирался уже метнуть в спину Ильвэ, как услышал тихое, полное боли и затаенной любви: "Ты не можешь его убить, мой мальчик".