Глава 2. Собрание
Иса, центральный город одноименного графства, испокон веков и доныне стояла на высоком холме, окруженном со всех боков крестьянскими фермами, а на его покатой макушке, над городскими кварталами, возвышалась каменная твердыня графского замка с башней-обсерваторией. Считали, что с ее верхней площадки можно обозреть все владения Иса - но способными на это оказывались лишь люди с поистине орлиным зрением. Дальние рубежи графства почти круглосуточно скрывались в тумане. Но тут было на что посмотреть, и направив взгляд вниз. В незапамятные времена, когда маленькие графства и баронства рассыпались бусинками по всей карте восточного материка, Иса была центром искусства. Отголоски того времени сохранились до сих пор: многие улицы и рыночную площадь украшали величественные статуи, а неподалеку от стен замка располагался театр - до сих пор лучший в королевстве. Восточная площадь города, закрытая для торговли и движения коней и повозок, была вымощена гранитной мозаикой и с высоты напоминала шахматную доску, усыпанную зелеными пятнами растений в каменных вазах. У ее северного края, в центре первого ряда плит, возвышалась мраморная «королева» - красивая женщина в длинном блио. Именно к ней и шли Тамхас и Катэль, держа в руках по свече. Обычные жители города не решались задерживаться рядом с ней - им все казалось, что статуя наблюдает за ними. И неудивительно: по приказу предпоследнего графа скульпторы изваяли в камне его любимую единственную жену, Катрию. Графиня в жизни ничем не отличалась от обычных людей, она и родом-то была из простых крестьян, но весь ее мраморный облик дышал властным покоем. Вокруг статуи всегда лежали цветы и горели свечи: люди помнили ее и любили до сих пор, хотя со дня ее смерти минуло уже пять лет. Ничего странного, ведь это срок недостаточный для того, чтобы забыть... но в какой-то из дней они действительно забыли о том, что Катрия была таким же, как они, человеком. Теперь-то она вечно следила за своим любимым городом - и стала еще одной местной легендой. Между тем, занимался рассвет - начало рабочего дня. Людей на улицах, спешащих по своим делам, было полно, и еще двое с легкостью терялись в пестрой, разношерстной и шумной толпе. На взгляд Катэля, северяне были одеты даже слишком ярко, но в этом не было ничего удивительного. Он давно знал: и здесь, и везде, на всем белом свете, помимо Срединных земель, что тянутся вдоль экватора, день длится намного меньше ночи. Большую часть своей жизни все эти люди проводят в полутьме - оттого так бледна их кожа и так огромны радужки и зрачки глаз. Благодаря этой особенности они прекрасно видят в сумраке и им не грозит потеря зрения от слабого освещения, но взамен все цвета кажутся им немного тусклее, чем на самом деле. Катэлю потребовалось время, чтобы привыкнуть к этому; он справился, но замечать чрезмерную яркость цветов не перестал. Площадь была почти пуста, за исключением нескольких детей, и здесь на них никто не обратил внимания. Тамхас зажег свечу прикосновением пальца, поставил ее у подножия статуи, среди мозаики из сухих и свежих цветов, и, выпрямившись, снова внимательно посмотрел на Катэля: тот все стоял перед ним, сжимая в руках свою свечу, и неотрывно смотрел на правую кисть отца. Там тусклой зеленью выделялась под кожей буква «V». Это не давало ему покоя с той самой минуты, как они встретились получасом ранее в замке Иса и пожали друг другу руки в знак приветствия. Лишь то, что выдержка изменила Тамхасу, и он бросился обнимать сына, заставило Катэля на время позабыть об этом, но сейчас, при свете дня, он четко видел, что это не выдумка и не игра его воображения после вчерашних страшилок от Эмилиана. Знак остался на прежнем месте. Теперь-то все вчерашние речи стали гораздо более правдоподобными. - Мне жаль, что тебе пришлось пережить все это, - сказал Тамхас. Он изменился сильнее всех прочих, кого уже успел повстречать Катэль за прошедший день, и на самом деле постарел - лет на двенадцать, не меньше. В черных волосах запуталась серебряная паутина седины, щеки и лоб прорезали тонкие неисчезающие морщины - однако цепкость взгляда и точность движений остались при нем в полной мере. Иначе и быть не могло. Тамхас прожил уже две с половиной сотни лет и некогда был соратником самого Тиса Веркинджеторика, который и собрал воедино королевство Веркинджес из десятков разрозненных земель, но по-прежнему оставался полным сил и стремления к жизни. Это радовало Катэля, который больше всего боялся того, что вернется не к бодрому и живому Тамхасу, а к угасающей свече - старику, который при каждом удобном случае бормочет, что вот-вот помрет. Все люди были такими. Все, кроме него. - Не надо, - покачал головою Катэль. - Теперь ведь все хорошо. «Не хочу об этом вспоминать», - отчетливо слышалось подтекстом, и Тамхас это понял. Он скрестил руки на груди, скрыв тем самым метку на кисти, и ответил: - Я рад, что ты так считаешь, потому что впереди у нас много дел. Поставь же свечу, и я расскажу тебе кое-что. В замке они так толком и не пообщались. Прибывший поутру Тамхас отправил Эмилиана спать, едва завидев его состояние: граф, как и обещал, просидел почти всю ночь над амулетом-мороком. Тот вышел на славу: для всех окружающих Катэль теперь выглядел светлокожим и большеглазым, с короткими бледно-русыми волосами, которые венчал узкий металлический обруч. Не изменилась ни одна из черт его лица, прежней осталась фигура, но теперь узнать в нем того самого Катэля было просто невозможно. Убедившись, что морок получился как полагается, Эмилиан кивнул обоим и спокойно пошел отсыпаться, а Катэль, внезапно сообразив, что каменные своды залов напоминают ему о зазеркалье, предложил выйти на улицу. Так они и оказались в городе, где купили по свече для Катрии и отправились на площадь. Когда не случалось праздников, поговорить здесь удавалось все равно что наедине. Катэль присел перед каменным изваянием, обеими руками поднес свечу к губам и нежно выдохнул. Горячий воздух вскользь коснулся его губ, и на почерневшем фитиле заплясал тонкий рыжий огонь. Улыбнувшись, маг осторожно опустил свечу на плиту и, подняв голову, взглянул вверх. Мраморные волосы, казалось, вот-вот зашевелятся от ветра. - Этой зимой не загорелся Свет Милосердия. Это значит, что до нового Похода остались считанные месяцы. Он начнется до конца этого года, - сказал Тамхас, убедившись, что Катэль уже не уронит свечу. А тот, услышав это, застыл, так и не убрав руку от камня. Свет не зажегся... неужели это возможно? Нет, он знал, он кое-что помнил о подобном событии... но разве это не просто сказки? Катэль торопливо стал вспоминать все, что он знал об этом чудесном явлении, со слов служителей церкви и из Книги Неба, продиктованной, по преданию, ее первым жрецам самой Богиней через сны и видения. Итак, в отличие от Срединных земель, где день и ночь почти всегда делили сутки поровну, в северных широтах ночь всегда длилась дольше, а протяженность дня изменялась циклично на протяжении всего года. Лишь раз в году день и ночь сравнивались - и это была его середина, ежегодный праздник Свадьбы Солнца, когда молодые Бог и Богиня заключали брачный союз. Боги-хранители мира были счастливы - и люди разделяли их счастье, празднуя; кро