Тихо заскребло в окне.
— Кого там носит в такой поздний час? — встревожилась мать.
Гриша прилип лицом к стеклу. С той стороны на него смотрели монгольские глазки Митьки. Он жестами звал друга на улицу.
— Кому там припекло? — спросила мать.
— Это Митька.
— Чего это ему в такую пору?
— А я зна?..
— Секрет?
— Чи-исто…
— Нет, тут что-то нечисто.
— Ай, перестаньте, мама.
— Ну ладно уж, иди, розбишака, — дружелюбно улыбнулась «хозяину» мать. — Только смотрите.
— И-и-и, — пропел Гриша и шмыгнул в сени.
На улице строго спросил:
— Ты чего?
— Тут такое дело, Гриш…
— Тише.
— А я и так тихо.
— Ну?
— Командиры закопали в лесу оружие и всякое обмундирование.
— Ну и что?
— Как что? — даже обиделся рыжий дружок. — Кто-то отрыл яму и украл все..
— Что ты мелешь?
— Т-с-с! Это еще не главное. Красноармейцы спрятали там знамя. Так и знамя…
— Украли? — схватил Гриша своего дружка за локоть. — А не бре?..
Митька обидчиво шмыгнул носом: ему тайну открываешь, а он еще и не верит. Тоже друг ситцевый!
— А откуда ты знаешь про… знамя?
— Ольга Васильевна.
— Не бре?..
— С тобой балакать… Она брату, Саньке, рассказала… Меня мамка послала сена телке с чердака сбросить… Полез я на чердак. Вдруг слышу — в хлев кто-то зашел. А это Санька с Ольгой. Я так и прикипел около дымохода, чтобы не напугать их. И Ольга рассказала…
В Гришиной голове шевельнулась неясная догадка.
— А где та яма была — знаешь?..
Митька переступил с ноги на ногу. Молчал. Не знал или не хотел говорить. А Гриша ему все начисто — про Швыдака, про лес, Яремченко, Ольгу Васильевну… А он смотри какой…
— Военная тайна? — он дернул Митьку за рукав, и тот даже попятился.
— Ладно. Слушай. За липами-сестрами. В Дубовой роще. Да тише. А то еще Налыгачи… У них уши длинные.
— За липами-сестрами? — Гриша тихо свистнул.
— Т-с-с-с, дурень…
И Грише вспомнился осенний день, когда они с Митяем ходили в лес и встретили там Налыгача, который был весь исцарапан ветками боярышника, и одежда висела на нем клочьями; еще услышали от него обидные слова: «Смотри мне, почирикай!»
Гриша нагнулся к Митяю и дохнул ему в самое ухо:
— А где мы с тобой встретили Примака? Где он споткнулся и полетел? Вспомни. Ну?
Тот даже рот раскрыл.
— Точно, за липами… Так…
— Вот тебе и «так»… Айда к Ольге Васильевне!
Пробирались селом сторожко, чтобы проскочить незаметно, не взбудоражить собак, чтобы никто не выследил.
Вот и ее хата. Тихонько постучали в окно. Ольга Васильевна вышла в накинутом на плечи пуховом платке. От нее веяло домашним теплом, уютом.
— Это вы, хлопцы?
Хлопцы… Раньше пионервожатая не называла их так. Детьми, пионерами. А теперь — хлопцы…
Ольга Васильевна зябко повела плечами.
— Что случилось? Заходите в хату, хлопцы…
Краснощекий Миколай принес домой новость, от которой у матери начала дергаться щека.
— Окруженцы ищут знамя… — хмуро вымолвил Миколай. — Вот такие вареники. Кирилл Лантух просил передать. А еще сказал: увеличили немцы таранивский полицейский куст. Может, и Микифора в полицию?
Миколай стоял в нарочито картинной позе, выставив вперед ногу в начищенном сапоге и засунув руки в глубокие карманы штанов. В правом кармане лежал наган и холодил ему пальцы. Ждал, какое произведет впечатление на отца новость.
— Что вы скажете на это, пан староста?
— Насчет того, что у придурка Кириллы будет полицаев больше? — прищурил глаз отец.
— Я про знамя… Что вы скажете, пан староста?
— Кукиш с маком тем окруженцам. Вот так-то. И не кривляйся перед батькой, раз хватил лишнего! У кого это такой крепкий самограй?
— Здря вы, папаша.
— Что — здря? Скажешь, и не нюхал?
— Нет, выпить я выпил. В такое проклятущее время разве можно не пить? Тут выть начнешь, если не зальешь за воротник… Я говорю — насчет знамени здря, — хмурился Миколай.
Примак быстро повернулся к сыну, припечатал взглядом: