— Разговариваете много, Крутько. Возвращайтесь в дозор.
— Есть, товарищ комыссар! — Крутько прищелкнул каблуками, четко, по-солдатски козырнул и исчез за кустами.
Антон Степанович снова сел на пень, а ребятам указал на поваленное дерево.
— Ну, партизаны, рассказывайте, что привело вас в лес?
Рассказали Яремченко о пленном партизане, об угрозах Налыгача.
Яремченко быстро поднялся, бросил на ходу:
— Спасибо, друзья мои… Пока побудьте тут. — И скрылся за кустарником.
Вскоре группа партизан снарядилась в дорогу.
— А нам можно с вами? — спросил Митька.
Яремченко прошелся рукой по своей роскошной бороде, коснулся пальцами чела, скользнул оценивающим взглядом по юным партизанам.
— Нет, хлопцы, не стоит. Идите домой. Пуля — она, известное дело, дура. Не понимает, где воин, а где просто хлопец… Как идти, как себя вести, ты, Гриша, уже знаешь…
Еще раз провел ладонью по бороде. Добавил:
— Смотрите же — никому ни гугу!
От высоких сосен их вел тот самый болтливый партизан, «правая рука» Яремченко.
— Что-то не в духе сегодня комыссар, — не унимался Крутько, хотя друзья уже почти не слушали его побасенок. — А когда он в настроении, всегда зовет: «А ну, Крутько, сбреши что-нибудь, да посмешней. Жизнь наша лесная скучная, кино нет, театров тоже. А небылиц ты знаешь тьму». Ну, я и рассказываю… Так-то вот, мальчики мои дорогие. Приятно, когда без тебя люди не могут обойтись. Ни одной крупной операции без Крутька не провели. Вызывает меня комыссар и говорит: «Завтра утром серьезная операция. Может, кто и не возвратится в отряд… Расскажи, Крутько, что-нибудь залихватское, рассей мрачные мысли. Ты же знаешь тысячи побасенок, умеешь красиво трепаться». Ну, я и треплюсь, и рассеиваю… Верно, знаю я много былей и небылиц.
И долго бы рассеивал мальчишеские мысли Крутько, если б не услышали тарахтение колес за дубняком.
— Тише, дядя, — прошептал Гриша. — Это не иначе как они.
— Кто они? — насторожился проводник.
— Староста с полицаем…
— Ложитесь и ждите меня! — вдруг строго приказал Крутько, а сам побежал в дубняк, куда еще раньше пошли партизаны.
— Айда и мы, — шепнул Гриша.
— Крутько же не велел, — колебался Митька.
— Мы же будем сзади…
— Все равно влетит нам — и от Крутька, и от дяди Антона.
— Скажем, заблудились.
Пререкаясь, чуть не выскочили к дороге. Она была близко, совсем рядом — раздвинь ветки и увидишь. Так и сделали: пригнули куст и стали смотреть на дорогу, но ничего на ней не увидели. Зато услышали стук колес да цоканье конских копыт — все ближе и ближе.
— Смотри! — вцепился Гриша в Митькину руку.
— Ви-жу.
Из-за поворота появился крупный гнедой конь, который натужно тянул новую телегу. На ней сидели трое: прищуренный Поликарп, хмурый Миколай и пьяный Кирилл. Они громко разговаривали, будто хотели отогнать от себя страх.
— Стой! — покатилось грозно и предостерегающе.
«Стой, стой!» — отозвалось эхо в лесных дебрях…
Примак от неожиданности потянул на себя вожжи. Но тут же, опомнившись, хлестнул ими коня по крупу. Вдруг на подводе приподнялся окровавленный человек и резким толчком плеча сбросил Кирилла на землю. Миколай тотчас же спрыгнул на дорогу и побежал, держась одной рукой за вершину люшни, а другой — сжимая парабеллум и осатанело паля по лесу. Миколай не отставал от телеги ни на шаг, надеясь, что партизаны не решатся стрелять сюда, остерегаясь попасть в своего.
Кирилл Лантух, как чучело свалившись в кювет, тоже открыл стрельбу.
— Стой, сволота! — на дорогу выбежал кто-то из партизан и схватил коня за уздечку.
Пленный партизан скатился с телеги, силился подняться, но Миколай в упор выстрелил в него один раз, второй. Хотел было и третью пулю всадить, да, видимо, кончились патроны в обойме. Он люто оскалился, швырнул парабеллум на дорогу и сиганул в чащу. За ним кинулся и Кирилл. Партизаны подбежали к своему товарищу, но он уже не дышал.
Михайло Швыдак, прихрамывая, устремился с двумя бойцами в погоню.
Партизаны окружили подводу. Выскочили из своей засады и Гриша с Митькой и увидели лежащего на телеге мертвого Налыгача с выпученными глазами.
— В меня, шкура, стрелял. Ну я его и отправил в царство небесное, — перевязывая себе руку, еще в боевом запале рассказывал Крутько. И глазами искал ребят: видели они, как Крутько Налыгача?..
К телеге подбежал Яремченко:
— Надо было живым его…
— Такую гниду жалеть?
— Обыскать старосту, — коротко приказал комиссар.
— Это нам раз плюнуть.
Крутько вывернул карманы старосты, ловко отпорол свежую заплатку на кожухе и вытащил в несколько раз сложенную бумажку. Расправил ее и прочитал: