— Антон Яремченко, Ольга Макаренко, Александр Гончарук… Вот оно что! Список активистов!
Крутько передал записку комиссару, тот пробежал ее глазами.
— Та-ак… В гестапо вез, продажная тварь. — Спрятав список к себе в планшет, приказал: — Проверьте телегу. Може, еще что везли паны негодяи?
Перекатив длинного Налыгача, Крутько начал сбрасывать на дорогу солому. Сквозь желтизну соломы на дне телеги что-то заалело.
— Знамя! — голос Крутько охрип от волнения.
Яремченко стряхнул солому с яркого пурпура, развернул.
— Наше знамя! — радостно восклицали окруженцы. — Наше…
Яремченко почтительно и ласково сложил знамя и спрятал под кожух, застегнув его на все пуговицы.
— Ну, братцы, поздравляю! Честь ваша сохранена… А теперь на помощь к Швыдаку.
Но в эту минуту партизаны во главе со Швыдаком вернулись на дорогу. Они были злы и тяжело дышали. Михайло чертыхался, проклинал плюгавцев, которые перехитрили их и гадюками уползли в заросли…
— Никуда, запроданцы, от нас не уйдут, — комиссар с улыбкой посмотрел на лейтенанта Швыдака. — Зато для тебя у нас есть радость, Михайло… — Он расстегнул кожух, и оттуда пламенем взвилось знамя.
— Братцы, это же наше! Наше! Ей-богу, наше! — Лейтенант схватил шелковое полотнище. Торжественно повторил: — Наше, родное. Вот оно. Номер полка, название… Теперь будем считать, что операцию провели успешно. — И к Яремченко: — Так вы мне поручите его?..
— Бери, Михайло, поручаю, — вздохнул Яремченко.
И его вздох поняли: сбереглось знамя — снова возродится полк. И уйдет этот полк из лесов, из партизанской семьи, вольется в регулярные войска. Жаль расставаться с такими козарлюгами, как Михайло, командир полка Александр Иванович… Тесной солдатской дружбою побратались они в родных полесских лесах.
— Ничего, Антон Степанович, будем живы — увидимся, — повлажневшими глазами глянул Михайло на комиссара. Обнялись крепко, сердечно.
— Будьте счастливы. Теперь воюйте самостоятельно. Есть знамя — есть полк. И верно говоришь: живы бу-будем — встретимся.
Михаил увидел Гришу и Митьку, которые вышли на дорогу.
— Не выдержали, герои? Ну что же, как в песне поется: «Идет война народная, священная война…» — Счастливый лейтенант со знаменем в руках улыбнулся: — Мою звездочку не потерял?
Гриша испуганно порылся в кармане, палец укололся об острые уголки. Достал, показал:
— Вот где она…
Подошел Яремченко, взял звездочку, покрутил в руках.
— Это от меня Грише, — пояснил Швыдак. — Подарил еще тогда…
Всем было понятно это «тогда».
— Хороший подарок. — Бородатое лицо Антона стало каким-то непривычно торжественным. — А знаешь ли ты, Гриша, что она значит? — На его широкой ладони лежала обыкновенная солдатская пятиконечная звездочка, которую носят на пилотках красноармейцы, лежала и искрилась в солнечных лучах, будто была она из драгоценного камня.
Яремченко обращался к Грише, но слушали его все партизаны, и получилось, будто комиссар обращался ко всем.
— Кажется, всего-навсего кусочек металла? Нет! Мы видим в этой звездочке и пламенное ленинское сердце, и огонь революций, и конницу Буденного, и блеск сабель Щорса, и звезды Кремля…
Комиссар на минуту умолк, будто смутившись возвышенного тона или взвешивая значимость уже сказанных слов или тех, которые скажет.
— …И кровавые бои, минувшие и будущие, и наше счастливое грядущее… Все тут соединилось, слилось. — Комиссар обвел просветленным взглядом суровых и мужественных лесных людей. — Вы поняли, ребята, что такое советская красная звезда?
— Поняли! — ответили в один голос Гриша и Митька.
Комиссар возвратил Грише звездочку.
— Даже дети понимают это. Вот в чем сила нашей красной звездочки, нашей власти… Есть нам за что воевать, есть за что умирать… Но но будем думать о смерти, а будем думать о жизни, хотя и не всем посчастливится дожить до светлого дня Победы.
Комиссар обнял мальчишек:
— Вы доживете, ребята. Обязательно доживете…
Он замолчал на минуту, ласково скользнул взглядом по родному лесу. Что видел он за соснами, тополями, березами? Может, видел вот этих ребят после войны, как они будут сеять пшеницу, возводить новые дома, города на наших просторах, будут строить новые электростанции на бурных реках, будут открывать такое, о чем сейчас никто и мечтать не смел.
Антон Степанович еще раз порывисто обнял, поцеловал обоих, будто прощался с ними навсегда.