Легли спать, прислушиваясь к близким громам. Теперь гремело за Чернобаевкой и правее. Спали тревожно, а кое-кто и совсем не спал. Старики держались особнячком, попыхивали цигарками, пряча их в рукава. Бабка Денисиха стояла возле куреня, подперев щеку рукой, и яростно кляла «немчуру окаянную».
— А щоб вы всю жизнь спали на таких пуховиках, на яких я сейчас сплю. Щоб вам камни под бока… Денис, вола стреножил?
— Дай подремать часок, — буркнул дед и натянул на голову фуфайку, которой был укрыт.
— А чтобы вы уснули и не проснулись во веки веков… На том свете выспишься, Денис. Смотри, а то пролежни себе наживешь. Все бы ты спал и спал. Всю жизнь спишь.
— Ага, с тобой выспишься…
— После войны отоспишься. Какой уж тут сон. Да ты, правда, и смолоду соня. Смолоду решетом в воде звезды ловил…
Дед повернулся на другой бок, а баба не умолкала:
— Что — острое словечко колет в сердечко?.. Чего крутишься, как Марко по пеклу?..
— Да замкни свой рот хоть на часок! — Дед подхватился и осатанело уставился на Денисиху: — Ну, доложу я вам, и вредная баба! У тебя язык, наверное, и после смерти будет молоть недели две… — И сердито зашагал к Ревне.
Под бабкины проклятия начало и рассветать.
— Нужно, доложу я вам, землянки выкопать. Можот, с неделю придется тут страдать, комарву кормить.
— Какая там, дед, осенью комарва? — возражали.
Копали землянки долго: уже солнце высоко поднялось, уже обедать пора, а они еще и не завтракали. Гриша принес из Ревны котелок студеной воды, собрал сухого хвороста, срубил две рогульки, повесил котелок. Длинные красные языки весело заплясали под ним. По лесу расстилался горький дымок.
Марина ласково смотрела на старшенького — что ни говорите, а помощь матери растет.
— Марина, а ну поглянь, не ваша то телка потрюхкала в село? — Денисиха приложила ладонь ко лбу, всматриваясь на лесную дорогу.
— Наша! — Гриша вскочил на ноги.
— Не надо, сынок! А то в селе, может, погань та, — крикнула вдогонку мать.
— Я верну телку!
— Только ж в село не ходи!
— Хо-ро-шо, мама!
Чем быстрее мелькали Гришины пятки, тем быстрее бежала и Лыска, не подпуская близко к себе. А село уже совсем рядом.
Гриша свернул в чагарник, наперехват Лыске, и сам не заметил, как выскочил на Савкину улицу. Прислушался. Село будто вымерло. Огородами пробрался на свое подворье. Тоже тихо.
Потрогал замок на дверях хаты, зашел в сарай. Лыска, зная все ходы и выходы, уже была там, спокойно что-то жевала в яслях, помахивая хвостом. Гриша уже намерился накинуть ей на шею налыгач, как услышал с улицы шум — скрипели колеса, фыркали лошади, лопотали между собой чужие солдаты. Побежал к воротам, выглянул в дырку от сучка. Зеленовато-грязная колонна заполнила улицу. Впереди брели, устало волоча по песку ноги, автоматчики, за ними трюхал длинный офицер на гнедом коне. Хлопец не сразу узнал в нем бывшего коменданта, когда-то прилизанного, франтоватого обер-лейтенанта Франка. И очки на нем уже не золотые. И одежда мятая. Похоже, уже испробовал почем фунт лиха.
За всадником-офицером тянулись огромные, распухшие подводы, накрытые с немецкой аккуратностью пятнистыми маскировочными плащ-накидками. Устало брели за подводами серые и злые солдаты.
Раньше Гриша не видел таких: кто в грязной пилотке, кто в стальной запыленной каске, кто совсем с непокрытой головой, в расстегнутом пропотевшем мундирчике. «Здорово, наверное, наши им всыпали…»
Но вот офицер взмахнул рукою в черной кожаной перчатке, и колонна остановилась. Франк подъехал к Поликарповым воротам, заметил в окне Федору, поманил пальцем.
Федора клубком выкатилась из хаты. Растерянная, с глупой улыбкой на пухлых губах. Еще и лицо грязным платком перевязано — видать, зубы болели у бабки.
К офицеру подбежал коротконогий толстяк с огненно-красными волосами. Франк что-то крикнул ему.
— Гиде… сын? — спросил рыжий у Федоры.
— С ослобонителями, с вашими, сказать, удрали… Обое, Миколай и Микифор, — с ходу соврала Федора, потому что Микифора утащила домой заплаканная жена. Для большей убедительности Федора добавила: — Тут уже до вас драпальщиков было-о-о-о!
Слово «драпальщики» не обрадовало Франка. Он скривился, будто от зубной боли. Спросил, как проехать на Старый Хутор.
— Ты смотри! — хлопнула себя по бедрам Федора. — Пан охвицер хозяйничал в районе. Разве ж не запомнил дорог? Малый ребенок покажет, как пройти на Старый Хутор.
Рыжий перевел болтовню Федоры.