Офицер привычно выгавкнул какую-то команду, солдаты выстроились и двинулись к лесу.
Гриша помчал к кустарнику. Уже на самом его краю споткнулся о корягу и упал. Остро заболел разбитый в кровь палец. Но медлить нельзя. Повизгивая от боли, Гриша побежал сквозь кустарник.
Засверкала речка. Сгоряча не перебрел ее, а будто перелетел и остановился на том берегу.
Немецкая колонна выползала из села. Дорога перед ней раздваивалась: направо огибала кустарник хорошо накатанная — это на Хорошево, а прямо в лес простирался заросший спорышем чуть заметный проселок. Это к Ревнищу, где остановились люди.
«Куда пойдут? — замер в ожидании Гриша. — Должны бы на торную дорогу».
У развилки немцы остановились. Франк оглянулся на проселок, зыркнул на Ревнище. Махнул рукой. И колонна двинулась по малоприметной проселочной дороге.
«Значит, послушались проклятую Федору, — похолодел Гриша. — Скорей к своим, предупредить».
Бежал, сколько было сил, сколько хватало духу.
…В лагере уже заметили хлопца, заволновались.
Когда добежал до лагеря, схватился за молодое деревцо, а то не устоял бы на ногах.
— Горит… Наша Таранивка… горит, — глотнул густую слюну. — Подожгли, гады…
— Сохрани и помилуй, — перекрестилась бабушка Арина. — Что ты мелешь несусветное?
— И наша, сын?
Это — мать. Как бы ему хотелось отрицательно покачать головой, сказать: «Нет, мама, нашу миновали». Но пришлось сказать другое:
— И наша, мама, горит…
Бабка Денисиха стояла перед хлопцем не насмешливая, как всегда, и ее колючие глаза не были колючими. Они умоляли Гришу, чтоб сказал о их хате.
— Вашу обминули…
Дед Зубатый дотронулся до Гришиного плеча.
— А те… поганцы? Видел их? Где они?
— Идут… Сюда идут. Разве я не сказал?
— А чтоб они в преисподню пошли! — вскрикнула Денисиха. Ее глаза налились гневом. — Денис, запрягай вола! Да не чухайся, не мнись! Чтоб вас мяло день и ночь и не переставало.
Старик нахмурился, глянул в сторону Ревнища, где уже была видна грязно-зеленая колонна.
— Гриша, а ну быстренько за волом! — дед Денис заметался возле воза.
— А ты чего столбом стоишь, будто онемела? — напала Денисиха на Марину. — Бабку Арину сажай на воз, оглобли привяжи!
Подводы одна за другой катились вниз, в речку, тянулись вдоль нее по отмели, а метров за сто выезжали на ту сторону, прятались за пышным верболозом.
Только дед Денис нетерпеливо топтался на берегу, наблюдая, как Гриша на той стороне еще возился с его черно-рябым Иродом. Вол упирался, не хотел идти. Наконец Грише удалось накинуть волу на рога налыгач и дотянуть его до Ревны.
Старик как стоял на берегу, так и вскочил в воду в серых от пыли, больших кирзовых сапогах, побрел навстречу замученному Грише, нервно дернул вола за налыгач.
— Топай, Ирод, да скорей, сухорогая ты сатана!
Ночь, лес, болото
Таранивские подводы все уже спустились вниз по Ревне, попрятались за кленами, березами, за орешником. А спаренные возы наших бедолаг еще и до брода не добрались.
Когда миновали поляну между опушкой леса и верболозом, Гриша оглянулся на дорогу, которая вела на Таранивку, и до боли закусил губу.
— Чего ты, сыночек? — встрепенулась мать, которая сидела на переднем возу и испуганно смотрела на своих детей и свекровь. Но тут же и сама увидела…
Оглянулась и бабушка. Разглядев вражеских солдат, перекрестилась. Прошептала, как молитву:
— Теперь уже, считай, капут. — И еще крепче прижала к себе Петьку.
Колонна непрошеных гостей надвигалась прямо на них.
Маленькая, сухощавая бабуся еще больше сжалась, что-то беззвучно зашептала.
Вол дотопал до воды, остановился, у него заходили ходуном ноздри — собрался пить. Старик в сердцах огрел его вожжами по хребту.
— Гей, Ирод, гей, стерва!.. — плаксиво и вместе с тем люто прошипел он.
— Дочухался! — гаркнула Денисиха, и затурканный дед вновь размахнулся вожжами, хотел было в сердцах опоясать и бабку, да Ирод, кося влажным глазом на хозяина, рванулся, вошел в студеную воду и тяжело потянул спаренные возы.
Вдруг веревки, которыми был привязан задний воз, треснули, и он застыл на месте, только успев въехать в речку.
— Дед, дед! — испуганно позвал Гриша.
Старик оглянулся и красноречиво отмахнулся рукой — тут хоть бы самому скорее до кустарника добраться — и люто заколошматил по черно-рябой спине вола.
Марина, увидев, что ее воз оторвался, так дернула деда Дениса за рукав, что тот чуть не слетел в воду, но все-таки продолжал нахлестывать вола. Марине ничего не оставалось, как спрыгнуть в воду и брести назад. Выхватила из рук свекрови захныкавшего Петьку, порывисто прижала к груди. Прикрикнула на малыша и умоляюще, беспомощно посмотрела на свекровь: