— Так вот, он переместился в будущее, а я отправился оттуда сюда. Можете вызывать психиатров, но сначала закройте меня в инфекционное отделение. В карантин, я могу быть носителем опасной инфекции. А потом позвоните в ФСБ.
Полицейские переглянулись. Мысль у них была одна, вот только не каждый день им попадаются психи с пистолетами, которые к тому же по макушку залиты кровью, а кроме того у них ещё странное дело с исчезновением человека. А этот псих откуда-то знает о нём.
В итоге ему поверили. То есть, конечно, не поверили, слишком уж невероятные вещи он говорил, но меры принимать пришлось. Полицейские, решив на всякий случай перестраховаться, позвали медиков, а те отнеслись к вопросу серьёзно. Через полчаса прибыла ещё одна машина, из которой вышли трое в жутковатого вида скафандрах, пригодных, самое малое, для работы в облаке нервно-паралитических газов. Панциря положили в просторный полиэтиленовый «гроб» с системой очистки воздуха, а потом отнесли в машину. Попутно они продезинфицировали место в радиусе десяти метров, обдав всё каким-то белым паром. Дезинфекции подверглись и люди, контактировавшие с ним, которых в итоге тоже забрали с собой. Даже пистолет с земли подобрали и, также облив дезраствором, положили в отдельный кулёк. Лёжа в машине, Панцирь наконец позволил себе расслабиться и сам не заметил, как заснул…
— Вы понимаете, Александр Михайлович, что всё, сказанное вами, звучит, как лютый бред? — задумчиво спросил немолодой человек в гражданской одежде, в очередной раз бравший у него показания. Инфекция не подтвердилась, поэтому он был одет только в больничный халат и медицинскую маску.
— Понимаю, — Панцирь кивнул. — Но также понимаю и то, что меня до сих пор не отвезли в дурдом, держат здесь и регулярно допрашивают, пытаясь установить новые факты. С психами так не поступают, а значит, есть в моих показаниях нечто такое, что вы не можете объяснить, так?
Человек в маске кивнул.
— Например, это, — Панцирь вынул руки из-под одеяла и показал предплечья. — Медики уже высказались? Я помню, как они попытались мне капельницу воткнуть. И то, что Холодов в самом деле бесследно исчез, а камера наблюдения это подтвердила. А ещё, надо полагать, наличие у меня молодого двойника. Кстати, как он там поживает?
— Нормально поживает, мы о вас ему пока не говорили.
— Привет передавайте, — Панцирь как-то неоднозначно хмыкнул. — А насчёт сказанного мной, вам решать. Понимаю, вам бы больше всего хотелось отправить меня в психбольницу и забыть, но приходится реагировать. Всё, что я рассказал, — истинная правда, всех подробностей я знать не могу, в науках не силён, но у вас теперь есть уникальный шанс всё переиграть, осталось только им воспользоваться.
— Хорошо, — человек в маске закрыл ноутбук, в который забивал показания Панциря, одновременно записывая их на диктофон. Потом встал и направился к выходу. — Мы попробуем что-нибудь сделать.
Панцирь откинулся на подушку.
— Всего доброго, Александр Михайлович, — сказал человек в маске, не поворачивая головы, — мы сейчас ждём кое-каких результатов, после чего с вами обязательно свяжемся.
Ушёл он, впрочем, недалеко. В соседнем кабинете, откуда было хорошо видно больничную койку за стеклом с односторонней прозрачностью его ждали двое. Один из них носил белый халат, но на медика походил мало, скорее, это был учёный. Вторым был грузный немолодой мужчина с абсолютно лысой головой, лицо его было нездорового красно-фиолетового цвета, опухшим и с мешками под глазами, казалось, инсульт уже на подходе. Протерев пот со лба белым платком, он повернулся к остальным и, видимо, на правах старшего, задал вопрос:
— Что делать будем?
— Если моё мнение интересно, — сказал «учёный», — то этот человек говорит правду. Не знаю, как такое возможно, но все факты указывают на это.
— А точнее?
— Пожалуйста, — откликнулся тот. — Начнём со странных наростов у него на руках. Это очевидные следы мутаций, я поначалу надеялся, что это какая-то хитрая фальсификация, но нет, кусочек, отпиленный от хитиновой пластины, тоже содержит ДНК и ДНК эта его, Александра Державина. Теперь о двойнике, том самом, что сейчас служит в армии по контракту. Мы провели анализ, так вот их геном почти совпадает. Так бывает у однояйцевых близнецов, но тут, как вы понимаете, случай не тот, разница в возрасте в пятнадцать лет, а если брать возраст биологический, то ещё больше. Наш объект жил отнюдь не в тепличных условиях.
— Вы сказали «почти»? — уточнил человек, проводивший допрос, он уже избавился от халата и маски, а теперь сидел на жёстком стуле и пил из большой кружки давно остывший чай. — То есть, какое-то отличие у них всё же есть?
— Отличие микроскопическое, мы сейчас работаем, но думаю (и вряд ли ошибаюсь), что именно этот участок генома отвечает за хитиновые наросты на его руках.
— Может, клон? — спросил старший, достав из кармана пузырёк. Повозившись с пробкой, он вынул маленькую белую таблетку и положил себе под язык. — Тогда ведь уже были нужные технологии.
— Технологии были, — согласился консультант, — вот только клоном в этом случае будет младший двойник, а старший окажется прототипом, это больше похоже на правду.
— Ну, и? — хором спросили оба.
— Но тут есть другая проблема, опровергающая такую удобную для нас теорию клонирования. Его родители живы, а также имеется медицинская карта, что прослеживает здоровье Александра Державина от самого рождения и до наших дней, а взятый у них анализ говорит, что они действительно его родители, папа и мама, и никак иначе. Понимаете?
Старший покачал головой.
— Допустим, они сначала естественным способом родили его, — терпеливо объяснил учёный, тыкая пальцем в сторону окна. — Потом некие неизвестные нам люди в возрасте примерно пятнадцати лет взяли у него образец ДНК и сделали клона. Клона, кстати, должна была выносить та же мать, иначе это было бы заметно. Но этого не может быть, поскольку тут мы упираемся в возраст.
— А что не так с возрастом? — спросил старший.
— Тогда получается, что прототипа они родили в возрасте девяти и десяти лет соответственно. Такого не бывает. Это именно Державин, он именно прибыл из будущего, и нам попался дорогой подарок, которым следует воспользоваться.
— Кстати, пробили его пистолет, — как бы сам себе сказал человек, проводивший допрос.
— И что? — с интересом поднял голову старший.
— Нашли, на складе в Московской области, понимаете, не такой же, а тот же самый, мы даже микроструктуру металла изучили, все трещины на месте, только его экземпляр старше.
— Хорошо, — резко выдохнул старший, видимо, таблетка подействовала, и ему полегчало, он даже немного улыбнулся и расправил плечи. — Вы, Семён Семёнович, можете быть свободны. Пока. Когда нам снова понадобится помощь по вашей части, мы вас вызовем. А мы с Павлом Алексеевичем ещё потолкуем.
Учёный встал и, откланявшись, покинул комнату. А Павел Алексеевич повернулся к своему коллеге и спросил:
— Товарищ генерал, что делать будем?
— Включи чайник, — ответил генерал глухим голосом.
Когда электрический стеклянный чайник осветился изнутри синим светом, и вода в нём зашумела, они продолжили разговор.
— Всегда хочется переложить ответственность на кого-то… — он неопределённо показал пальцем на потолок. — Пусть они решают, у них голова большая. А я — мелкая сошка, хоть и генерал. Вот только, если всё это правда, то меры принимать нам придётся. Я для своей страны такой судьбы не хочу. И для всего мира тоже.
— А что мы можем? — почти равнодушно спросил Павел Алексеевич.
— Много чего, — генерал откинулся на стуле. — Наверх, само собой, доложим, а заодно вывалим всю информацию, которая у нас есть по вирусным лабораториям «наших западных партнёров», поставим перед фактом, что оно вот так и никак иначе.
— Примут меры? — с сомнением спросил Павел Алексеевич.
— Не факт, совсем не факт, — генерал покачал головой. — Меры тут будут нужны самые радикальные, вроде бомбардировок лабораторий, авиацией, ракетами, ну, или, на худой конец, с помощью диверсантов. Сам понимаешь, чем такие меры чреваты во внешней политике. Очень может быть, что начальству не хватит яиц, а сиюминутные интересы окажутся важнее будущего спасения, и нам прикажут обо всём забыть.
— И что тогда? — Павел Алексеевич взял в руку закипевший чайник и налил кипяток в две кружки.
— Будем надеяться на лучшее, всё же лаборатории эти находятся в не самых важных странах, а потому их разрушение мир переживёт. Наверняка, существуют и окольные пути, вроде заблаговременного получения вакцины. А в самом плохом случае, когда они просто наплюют на будущее, будем действовать самостоятельно.
— А что мы можем? — спросил Павел Алексеевич, макая два пакетика чая одновременно в две кружки.
— Вот смотри. Дата начала нам известна, а потому вполне сможем заранее упрятать под землю пару тысяч человек, в те самые чистые зоны. Как я понимаю, сделать это нужно будет примерно за год до начала конца. Также изолируем в убежищах всех толковых генетиков и микробиологов, попробуем выжать максимум из организма этого… Панциря. Врачи говорили, что некий вирус в нём присутствует, просто концентрация недостаточна для заражения… я на это надеюсь.
— Разрешите идти? — вдруг спросил Павел Алексеевич, отставляя кружку.
— Иди, полковник, иди, — сказал ему генерал. — Подготовь подробный доклад, изложи всё в красках, ты это умеешь. А я ещё посижу тут немного, подумаю.
Павел Алексеевич ушёл, негромко хлопнув дверью кабинета, а генерал взял в руки кружку и, осторожно подув на горячий чай, погрузился в раздумья.