- Это специально! - расплылся в довольной улыбке Илья. - Хлопок и вспышка для психологического устрашения. Тут, кстати, ещё и встроенный генератор ультразвука есть, собак пугать. Его я тоже включал, хоть не знаю, был ли от этого прок...
Он посмотрел в зеркало на заднее сидение: Полуверица и Лесавка привалились друг к другу, глаза у обоих были закрыты.
- От электроразряда был точно! - Костя проследил за взглядом отца. - Они очнутся, как думаешь?
- Не очнутся сами, я постараюсь помочь. Держи! - он передал сыну чехол. - Убирай шокер и погнали быстрей домой.
* * *
- Теперь я понимаю, почему лесной дед не хотел её отпускать, - вздохнула Вера, глядя, как Полуверица кладёт Лесавку на койку, под нависавшую сверху аппаратуру.
Мягкая "гагачья" шёрстка на теле девушки больше не была белой и походила на замызганный пух из свалявшейся подушки, длинные рыжие волосы распались на грязные пряди-сосульки, лицо выглядело серым и полупрозрачным.
- Тут слишком много негативных влияний, - посетовал Полуверица. - Пребывание и работа в таком огромном, крайне плотном и тесном поселении - настоящая пытка для чистых лесных Духов.
- Как и для большинства людей, - усмехнулся Десятов-старший, вытаскивая из гнёзд над койкой длинный, похожий на тёмную кишку, кабель с металлическим кончиком. - Постоянный стресс большого города - дело известное. - Он снял с крючка на боку установки чёрный матовый шлем с серебристыми отверстиями, куда вставил и завинтил сначала один, потом ещё три, вытянутые из соседних гнёзд, кабели. - Надо надеть это ей на голову - я могу сам? или лучше - вы?
- Делайте сами! - Хранитель кладов и тайн отошёл от установки и замер возле стены.
Выглядел он ненамного краше Лесавки: лицо совсем посинело, с рогов свисали серые лохмотья, словно паутина по углам давно не чищеной избы, еловые иголки плохо прилегали друг другу и местами торчали перпендикулярно полотну, волосы стали матовыми и спутались. Пока ехали домой, Полуверица очнулся и сказал, что сам отнесёт Лесавку в дом. Илья сразу же предложил сперва оказать им обоим быструю, почти одновременную, первичную помощь, а уж потом заниматься более глубоким восстановлением структур каждого, но хранитель кладов попросил взяться только за Лесавку, используя при этом сразу все возможные мощности, а он, мол, со своим организмом и сам справится.
- Надо только выйти отсюда на воздух, в ближайший лес или рощу, - сказал Дух.
- О, этого добра здесь навалом, деревня же! - хмыкнул Костя, наблюдая, как отец настраивает параметры установки.
Когда спустя полминуты она тихонько загудела, он повернулся к Полуверице, но того уже не было - ни возле стены, ни вообще в доме.
- Быстро он, - удивлённо пробормотал парень.
- Есть будете? - спросила Вера. - Я вечером ещё, по дороге сюда, купила кое-чего, но вы уже уехали. Принести?
- Давай! - оживился Костя.
- А мне бы кофе, - отходя от установки и садясь за стол, попросил Илья.
- Может, лучше немного поспите? - подняла Вера бровь. - Почти утро уже. Я подремала, пока вы ездили, могу приглядеть за Лесавкой и дождаться возвращения Полуверицы, а вы тем временем отдохнёте.
- Ладно, - Десятов-старший зевнул и побрёл в соседнюю комнату на диван.
- А мне еды! - напомнил Костя.
- Уже несу! - Вера потопала на кухню, но на пороге обернулась: - И да! Вчера вечером Васильков рассказал мне истории жизни всех трёх "осьминогов", если это кому-то тут интересно!
* * *
С помощью следователя Василькова удалось выяснить, что до того, как попасть в пансионат "Вторая жизнь", все три "осьминога" были самыми обычными, законопослушными и, видимо незлобивыми по природе своей, людьми, пока у каждого не случилась беда.
Большую часть инфы раскопал, по просьбе Ивана Игнатьевича, опер Серёжа, который, как и следователь, уже привык к Вериным странностям и не особо удивился, когда она пожаловалась на проблемы с глазами и, не глядя присланные на телефон ссылки, попросила устно и коротенько рассказать ей всё, что он смог узнать.
Пока опер говорил, Вера считывала с его светака все подробности и вот что в итоге выяснила.
Василий Карпенков, самый старший из "осьминогов", после смерти жены от рака, один воспитывал сына Виктора, других родственников у них не было. Витя окончил школу с отличием и уехал учиться в Москву, в университет. Сам Василий трудился простым рабочим на заводе, лишних денег не имел и очень гордился, что сын сумел поступить на бюджетное место в высшем учебном заведении, как вдруг первокурсника арестовали за хранение и распространение наркотиков. Отец был в ужасе, пришлось срочно ехать в Москву, где он выяснил, что сын на самом деле был не виноват - новые крутые "друзья" подставили, спасая собственные шкуры. Их родители принадлежали к элите и мажоров своих отмазали, а сына Василия "утопили", свалив на него всю вину. Тягаться деньгами и связями у простого рабочего, возможности, конечно же, не было, и Виктора осудили. Несмотря на угрозы со стороны родственников "друзей" сына, отец всеми силами пытался вывести их на чистую воду и добиться правды, пока не узнал, что Витя повесился в камере. Василий тогда свалился с инфарктом, а в больнице горемычного отца, судя по всему, присмотрели чернопёрые и устроили перевод во "Вторую жизнь" на реабилитацию.
Второй "осьминог" - Игорь Старобогатько, долго жил один, а в сорок лет женился на девушке Марине, много младше него, и овдовел спустя всего год после свадьбы. Они с Мариной как раз планировали завести ребёнка, когда её насмерть сбила машина. За рулём находился высокопоставленный полицейский, который в итоге ушёл от ответственности. Мужу заявили, что жена его была пьяна и сама виновата, но он точно знал: это не так, анализы подменили или подделали, но доказать так ничего и не смог. Поток угроз, травля и невозможность добиться правды довели Игоря до нервного срыва, в результате которого он, явно стараниями чернопёрых, тоже попал во "Вторую жизнь".
Третьим, из потерявших после обработки в пансионате память и речь, был молодой парень Ян Калиновский. Он жил вместе с матерью, Софией Борисовной, которую очень любил, слушался и почитал. Других родственников у них не было, близких друзей застенчивый парень тоже не заводил. В общем, типичный такой "маменькин сынок". Окончил школу и учился в колледже, когда Софья Борисовна неожиданно умерла. Беда случилась в праздничные дни, матери стало плохо, она хрипела и задыхалась, попала в больницу, где ей дали таблетки, а уже спустя пару часов, когда женщине полегчало, выписали домой. Через час после того, как София Борисовна добралась до квартиры, она потеряла сознание, сын снова вызвал скорую, и женщина оказалась в реанимации. Врачи сказали Яну, что у неё, скорее всего, необратимые повреждения мозга и в себя она уже не придёт. Спустя пару суток её отключили от аппаратуры для поддержания жизни, но сыну объявили об этом только на следующий день, сказав, что лечащего врача в праздники не было, а дежурные не сообщают. Врачебную ошибку, по которой её выписали из больницы, никто не признал, про отключение от аппаратов жизнеобеспечения сказали, что, если умер мозг, это и есть биологическая смерть, а потому никакого согласия родственников не требуется.